Их цвет был, каким-то отражением сущности. Главной сущности. Настолько главной, что мне ломало рёбра от этого «оптического прицела».

С того момента я и начал проникаться многогранностью взглядов. Могу поспорить, даже если бы я вдруг потерял память, то никогда не забыл бы всех тех взглядов, которые так или иначе меня «цепляли».

Самая выразительная часть нас – глаза и голос. Голос и глаза не имеют способности рассеиваться и стираться.

XXVII

Бывают такие моменты, когда тебе на столько «скованно», сложно и невыносимо. Невыносимо до такой степени, что больно вдыхать горячий воздух, только потому, что он напрямую прознает тебя. Разрубает изнутри, в этот момент в мыслях невольно всплывают картинки из «пилы».

Ты садишься и пишешь. Пишешь в надежде на то, что тебе станет легче, ведь так говорят психологи. А правда ли это? Правда ли то, что тебе станет лучше от того, что ты выскажешься клочку бумаги? Возможно, ведь так говорят. В принципе мою душу сейчас «царапают» так же как эта ручка разрывает слои листочка одиноко лежащего на черном, письменном столе. В такие моменты понимаешь, что тебе абсолютно некому высказаться, тебе некому объяснить сложившуюся ситуацию и «раздавить» бутылку вискаря под покровом ночи.

Люди в общем то довольно специфичны. Радость – всегда вместе, а вот проблемы ты будешь решать в присутствии своего склонившегося над тобой одиночества, которое легонько обнимет тебя за плечи. Впрочем, давно известная всем реальность обстоятельств. Возможно именно оно, одиночество, останется с тобой до конца твоего пути. Может быть просвет, который ждет тебя впереди не так далек? Что там говорят «таро»?

XXVIII

Ты знаешь, мне так горько

С глотком будущим

Больно, обидно, досадно, грустно

Вот взять бы, просто принять таблетку

И уехать в осень

В тот сентябрь, который горит в моей «крыше»

Сесть рядом, вспомнить тот кофе

Дождь проливной и твои губы

Такие нежные, вкусные

Твои губы

С каждой осенью все «крепче»

С каждой последующей весной легче

Меняются губы

Но уже не такие нежные,

Не такие родные

С каждым разом грубее и «жестче»

Кажется, всю нежность оставил в той осени

В твоей, моей, нашей осени

Себя так же оставил

На той скамейке – бросил,

Закурил, задумался, вышел

Вышел, из бездны падая в пропасть

Уехал, город сменил

Имена менялись одно за другим

Я менялся

Взгляды другие

Глаза напротив уже не такие

Не станут мои мысли другими

Будут красивые и молодые

Любить, отдавать без остатка

Только «начёрту» мне это надо?!

XXIX

Я совершенно запутался в человечности

Пороки пороками. а жалость горьковата на вкус для двоих одновременно

Я хотел бы оставить ночной романтизм как букет сирени,

Забытый к утру на скамье в углу сквера

Где мы шагали при свете сверчков

Я оставлю тебе сладость моментов в фотоальбоме под номером ноль

В унисон вместе с ветром останусь в прикосновеньях и сновиденьях

Открыв глаза, ты поймешь,

Что глава дописана,

Документы подписаны

И рейс через пять часов

Когда-нибудь свидимся, встретимся

Но это уже совершенно другой пролог

2 декабря. Паршивый месяц. Паршивый год. Он курил в открытое окно и не понимал почему всё так, а не иначе. Снег кружился и его мысли вместе с ним молниеносно устремлялись и неслись вихрем над бездной, подобно душе, оказавшейся на втором круге Ада по Данте.

Он любил её. Любил её и тому были доказательства. Но также он понимал, что ненавидит её как те самые неприкаянные ненавидят своё пристанище.

Забвение реальности Part 1

Гарвард. Штат Массачусетс.

Приглушенный свет лампы светил над рабочей поверхностью Майкла, когда на его мобильном раздался негромкий звук установленный на определённое время. Это означало, что уже 5:40 a. m. и пора собираться.