Место масштабных учений – ГУЦ – это бескрайний чахлый лес, рощицы, болота, скудная песчаная почва, перелески и учебные поля. Всё принадлежит военным, несколько гражданских специалистов живут в центральном посёлке, остальных привозят рейсовые автобусы. Командование, штаб, технические службы расположены в посёлке, а полигонные команды (несколько солдат + прапорщик) разбросаны по учебным полям – готовят и выставляют мишени, обслуживают механизмы подъёма и движения, ремонтируют всё это хозяйство после стрельбы.

Похоже, площадью полигон превосходил какую-нибудь Бельгию, количество полей не поддавалось исчислению. Сорокин за 2 года был в ГУЦе 5 раз: на курсах, на учениях и в командировках с солдатами и видел учебные поля для мотострелков, танкистов, сапёров, артиллерии всех калибров (дальностью стрельбы до 25 км) и даже места учебного бомбометания армейской авиации.

В середине сентября 1983 года, после знаменитой «шутки» Рейгана о начале атомных бомбардировок СССР потому, что «это Мордор», танкисты приехали на учения. Привезли их, как белых людей, на поезде (в ГУЦе своя ж/д ветка и оборудованное место выгрузки бронетехники). Прежде, чем выгрузить, надо погрузить. Погрузка танков на железнодорожные платформы – это захватывающее зрелище для сторонних наблюдателей и огромная проблема для танкистов. Дело в том, что танк шире ж/д платформы на 30 см. Нужно с рампы (покатый пандус в дальнем тупике станции) своим ходом заехать на платформу, точно на середине её развернуть махину на 90 градусов и проехать несколько десятков таких платформ «вслепую», ориентируясь только на сигналы «заводящего», идущего перед танком спиной вперёд. Сам «парковщик» должен быть внимателен и обладать хорошей реакцией, но главная роль в этом цирке – у механика-водителя танка, его навыки, опыт и чувство габаритов должны удержать тяжеленный танк в равновесии, не дать ему свалиться с платформы, когда по 15 см гусениц с каждой стороны буквально «болтаются в воздухе».

Естественный страх водителей подавил комбат, загнав первый танк сам без всяких «заводящих». Спрыгнув на землю, он объявил водителям: «Всё просто – целься в жопу переднему, держись строго по центру. Танк уроните – поднимать будет некому, я вас сам тут же зарою. Если кто не уверен в своих водителях – загоняйте сами, товарищи офицеры.» Сорокин не был уверен ни в чём и ни в ком, поэтому один танк взвода загнал сам, а два остальных лично «завёл». После окончания всех маневров и крепёжных операций лейтенант был в поту, несмотря на утренний заморозок. Технику погрузили, закрепили, выставили часовых, разместились в трёх плацкартных вагонах и тронулись. Выгрузка – обратным порядком, ночью, под дождём – тоже прошла без аварий, но с нервами.

Командир первого батальона Василий Васильевич Кочкин летом был в отпуске, соскучился по «живому делу» и очень сильно облегчил батальону 28 дней жизни в палатках в осеннем лесу. Именно на этих учениях Сорокин понял, чем комбат – 1 заслужил прозвище «Лихой». Майор Кочкин был среднего роста, несколько грузноват, но очень подвижен, статью и повадками напоминал медведя в цирке, причём медведя очень хорошо дрессированного. В казарме, на плацу, в кабинете форма его стесняла, топорщилась, расстёгивалась, но в танковом комбинезоне на полигоне и в лесу он был просто хорош – весёлый, ладный, громогласный, азартный, самостоятельный и бывалый.

Комбат поднял батальон ночью перед учениями для погрузки боеприпасов. Пока все остальные спали, 1 батальон в парке при неярком свете ламп принимал 0,5 БК (по 20 снарядов) на танк. Вес снаряда 40 кг, в ящике их 2, 10 раз по 80 кг снять с борта автомашины, занести в бокс, ящик открыть, снаряды по цепочке подать заряжающему, потом получить цинки с патронами, набить ленты, снарядить пулемёты. Мудрость комбата стала понятна в лесу, когда остальные грузили боезапас непосредственно перед стрельбами под дождём, вечером, таская по грязи ящики от автомобилей, застрявших в грязи в 700 метрах от позиций танков. Понятно, что «Лихой» Кочкин нарушил все и сразу инструкции по правилам хранения, перевозки и приёмки боеприпасов, но ему было плевать. «Инструкции в штабах пишут, а нам на земле воевать».