В условиях победившего христианства, упрочения материального и политического положения духовенства находилось немало желающих «ради леготы и чти» стать священниками. Этих людей меньше всего волновали заботы о том, как «к спасению привести» свою паству, их волнуют мирские заботы – «только мирьская мыслять».

Игумен пишет: «А мы, священницы, всегда пищу и одежу приемлем, нетрудящеся ядим чюжая хлебы, а небрежением не имам книг никоторых почитати, толко имение берем, села же и кони различный, ризы и кузнь женам, како се не зло?» (курсив мой. – Р 77. )[187].

Это высказывание не только прекрасно характеризует положение духовенства и церкви в Древней Руси XII в., но и имеет, на наш взгляд, непосредственное отношение к полемике между Климентом Смолятичем и пресвитором Фомой, учеником игумена Григорием. Климент Смолятич, воспользовавшись тем, что изложение Григория велось «от первого лица», распространил на Фому и его учителя обвинительный смысл «признания» Григория, Климент Смолятич противопоставил себя тем, кто «прилагают дом к дому, и села к селом, изгои же и сѧбры, и бърти, и пожни, лѧда же и старины», заявив, что ему вместо всего этого достаточно «землю д\ лакти, идеже гроб копати».

Священник должен быть образцом применения христианских норм в быту. Эта мысль проходит через всё содержание поучений. «Подобно есть собою образ даяти, свое исправя житье…, аще съгрешить простець, вина ему до себе; а что священник сьедеет, то всим людем соблазна, хотять бо рещи: сами того не творять»[188].

Между тем быт этих «образцовых христиан» был далёк от желанного идеала. «Прьвое бо всего пьянства удаляитеся, сами бо весте – во мнозе питьи всего горее души пагуба»[189]. Предупреждение своё игумен аргументирует, не жалея красок для обличения вреда пьянства вообще и при исполнении обязанностей священника в частности. Сравните с текстом, опубликованным А. И. Соболевским: «Мнити празникъ великъ, егда вси лежать, яко мрт\ ви t пьянства, яко идоли; uста имущее – и языкъ не гл\щь, очи имущее – и не видѧще, нозе имуще-не ходѧще. Кто достоино васъ оплачеть, тако uмилно t пьянства гыбнущимъ. Нэсть чл\ка, оканьнее пъяницэ»[190].

В пьянстве игумен Григорий видит причину всех основных нарушений правил нового, христианского быта, усиленно насаждавшегося церковью. «Егда бо uпиваетеся, тогда блудите, и играете, плищете, поете, плѧшете, в сопэли сопете…»[191], и так далее и тому подобное.

Особую опасность пьянство представляет в быту священников. «Се бо есть съблазн людем, – содержится в тексте, автором которого я считаю игумена Григория, – аще рано пьеть и еже гневается… упився вечери без памяти, а утро служите, угажаете человеком, а не богу. Зло бо и с другом беседовати похмолну, в мнозе питьи лют есть грех, а телу болезнь, а души пагуба везде и укор, а церковнаго стояния нету права»[192]. В тексте, опубликованном А. И. Соболевским, – «Пьяница же пивь всъ д\нь, многажьды же и до полунощи, како можеть востати на службу црк\овную»[193].

Ещё митрополит Иоанн II указал на обычай приглашать духовенство на пиры. Митрополит не протестовал против этого обычая, он лишь предупреждал от крайностей: священники должны покидать пир, когда начинается «игранье и плясанье и гуденье»[194]; он не одобрял пиры, на которые «съзывають мужа вкуп'Ь и жены»[195].

Вызывает возражение также отношение к устройству пиров светскими людьми в монастырях как к своеобразному соревнованию: «и в тех пирех друг друга преспеваеть, кто лучей створить пир»[195].

Игумен Григорий уделяет важное место в своих сочинениях взаимоотношениям между духовником и его «духовными детьми».