В ноябре сделали мы первую попытку получить от Баума определенный ответ о том, с кем он пойдет дальше. Было для этого устроено свидание у Мейендорфа, где Калишевский и я предложили Бауму порвать с большевиками и принять контролера от миссии. На все это он согласился, но потом ничего не исполнил. Напоследок он сам заговорил на этом свидании об обвинениях его в шпионаже, и пришлось Калишевскому поставить все точки над «и».

13 ноября, которое считалось тогда днем 1-ой годовщины большевистского переворота, было назначено выступление датских коммунистов. По этому поводу настроение среди датчан, да и многих русских, было очень тревожное. Ничего серьезного, впрочем, не было. Собрались на рынке Grön towet около 4000 человек, у которых были столкновения с полицией, быстро разогнавшей манифестантов.

В середине ноября возник новый и весьма серьезный вопрос. В Данию пришли три парохода Русского Восточно-Азиатского общества, филиала датского одноименного общества. В начале войны они были секвестрированы нашим Морским министерством, и после Октября попали в руки большевиков. После этого датчане начали хлопотать через директора этого общества Кристенсена о вызволении этих судов. Для этого Кристенсен устроил сперва в Петербурге Союз моряков, а затем втерся сам в Центральный комитет о военнопленных. Благодаря Союзу моряков было получено согласие на передачу этих судов Центральному комитету для эвакуации военнопленных из Германии. Кристенсен же обработал Навашина и взял это дело в свои руки, а Скавениус (датский посланник в Петрограде) помог получить разрешение финляндцев на вывод судов из Гельсингфорса, как состоящих под флагом Красного Креста. Перед самым отправлением в их в первый рейс командир этой госпитальной эскадры капитан 1-го ранга Шамшев был подчинен старшему врачу эскадры Страховичу, а за Шамшевым было оставлено только техническое руководство судами. Однако, вместо Германии, по приказанию Страховича суда пошли в Копенгаген, где сразу же были разоружены и на судах были подняты датские флаги, а команды списаны на берег. Для этого и было необходимо смещение Шамшева, который на это не согласился бы. Протесты Мейендорфа и морского агента результатов не дали.

Сразу начались разговоры о судьбе команд. Большинство матросов пожелали вернуться в Россию или в ее лимитрофы, офицеры же и доктора предпочли остаться в Дании. Позднее многие из них отправились в разные белые армии. У доктора Страховича были некоторые суммы, полученные от Центрального комитета военнопленных, но, конечно, для расчета с командами этого было недостаточно, и нам пришлось потребовать помощи у Восточно-Азиатского общества. У Мейендорфа состоялось по этому поводу несколько заседаний при участии Калишевского и Островского, Страховича, Кристенсена, Филипсена и меня. Кончилось дело тем, что Восточно-Азиатское общество выплатило около 130.000 крон. Второй вопрос был об имуществе, снятом с этих судов, большей частью госпитальном оборудовании, свезенном в склады Вольной гавани. Страхович забрал его в свои руки и никому уступать не хотел. По-видимому, он играл с ним на два фронта, выжидая, кто победит окончательно – большевики или белые, а пока выжимал деньги от большевиков. Только когда Юденич подошел к Петербургу, он передал все имущество Чаманскому, причем между ними состоялось соглашение, которое ими толковалось потом различно и привело к суду между ними в Германии по существу, но решения не вынесшему. Часть этого имущества была отправлена в Ревель для армии Юденича, часть же позднее была продана Потоцким.