Как-то я ехал со станции Волот после сильных дождей, и на многих полосах стояла вода. Старик-ямщик обернулся ко мне со словами: «А вот при военном начальстве этого не было бы», и на мой вопрос почему, объяснил: «Вот едет окружной, скажем, как вы, ваше сиятельство, увидит вот такую залитую полосу и сейчас спросит: “А чья это полоса?” – “Ивана Иванова”, – “Давайте его сюда”. Приведут раба Божия на полосу, снимут порты, уложат носом в грязь, да и всыпят горяченьких; после этого уж у него вода на полосе не стояла». Такие положительные суждения о военном начальстве, конечно, встречались не часто, и большинство его уже не помнило, но, во всяком случае, военное начальство повлияло, несомненно, на огрубение населения, что особенно ярко было видно в Старорусском уезде, где к западу от Ловати были военные поселения и было гораздо больше драк и в результате их – убийств и увечий, чем к востоку от этой реки.

К востоку от Ловати начинались холмы, которыми заканчивалась здесь Валдайская возвышенность, больше было здесь лесов, и эта часть уезда не имела того безотрадного вида, который представляла западная. Наконец, в низовьях Ловати и Полы лежали «пожни», заливные луга, с ранней весны и до поздней осени бывшие приманкой для охотников на разную дичь, особенно весной, когда пролетали гуси и утки. Привлекали эти места и петербургских охотников во главе с великим князем Николаем Николаевичем и его компанией, которым было предоставлено право охоты, по-видимому, бесплатно, во всех казенных лесах уезда.

После покупки Рамушева, наладив сперва ремонт дома (во всех работах по имению мне очень помогал учитель местной школы А.М. Аксенов – энергичный, толковый и порядочный человек), я стал устраивать хозяйство. Отмечу еще только, что агрономом земства, тогда единственным в уезде, был перед тем составлен план преобразования хозяйства имения в образцовое, но у фон-дер-Вейде не было средств для приведения этого плана в исполнение. Я принялся за это, но результаты оказались плачевными, расходы оказались выше предусмотренных, а урожаи никогда не достигали обещанной средней. Кроме того, насколько мне помнится, не были предусмотрены общие расходы, и вместо приличного дохода имение все 20 лет, что я им владел, требовало постоянных приплат. Вообще, хозяйства на севере России в те времена были почти сплошь убыточны и относительно выгодны были только те, которые могли посылать молоко в столицы (маслоделие и сыроварение, наоборот, обычно давали недостаточный доход), а в последние годы перед 1914 г. выгодным оказалось также и крупное птицеводство, со сбытом птицы непосредственно в большие столичные рестораны. В моем случае убыточность хозяйства объясняется еще, впрочем, тем, что я никогда никакими хозяйственными талантами не обладал и выжимать из людей копейку не умел, а без этого в те времена никакое хозяйство преуспевать не могло.

Наметив все эти работы, я стал знакомиться со Старорусским обществом, и оказалось, что с момента начала переговоров о покупке Рамушева, еще не зная меня, на меня стали смотреть как на возможного кандидата в местные предводители дворянства. Более определенно об этом со мной заговорил губернский наш предводитель дворянства князь Б.А. Васильчиков, когда я был у него с первым визитом в его родовом имении Выбити. Говорили мне, что раньше оно принадлежало новгородским боярам Овцыным и затем перешло по женской линии к Васильчиковым. В имении было 8000 десятин, но дохода и оно не давало и, наоборот, требовало постоянных приплат, хотя в имении и были винокуренный завод и образцовое молочное хозяйство с сыроварением. Усадьба Выбитская была устроена на заграничный лад, особенно господский дом с рядом комнат для гостей. Князь был любителем охоты и у него содержались для нее и лошади, и собаки. Я застал еще у него знаменитую «Лебедку», о которой говорит в своих воспоминаниях академик Крылов. Покаюсь, впрочем, что меня достоинства этой собаки оставили совершенно равнодушным.