– Стосковался по нормальной работе, – сострил Колька, в свою очередь укрепляя расшалившуюся полку.

– А что ехидничать? Человек наконец-то обрел свой дом… Не поверишь! Впопыхах позабыла как-то полы помыть, ну, думаю, не оберешься попреков. Бегу домой – глядь, Палыч намывает, да еще на коленках, аж до блеска. Я ему: Сергей Палыч, вы что, отдайте тряпку! А он такой: иди, Олюня, отдыхай, умаялась.

– От сладости аж скулы сводит, – признался Колька и тут же вспомнил, что позабыл сообщить:

– Слушай, новость какая! Батя… его сейчас командующим лабораторией сделали, я говорил уж?

– И не раз.

– Так вот он сообщил, что после получения аттестата меня устроят на работу.

Перо в руке Оли, которое уже давно бездействовало, так и дернулось и замерло.

– Ты… переедешь? – с деланым равнодушием спросила девушка.

– Обязательно, – таким же манером подтвердил он, – и ты со мной.

– Нахал, – покраснев, заявила Оля.

– Ничуть не бывало, – возразил Колька, отложил инструмент и извлек что-то из кармана. – Дай-ка сюда руку.

И прежде чем она успела сообразить, ловко надел на тонкий пальчик Оли колечко – простенькое, гладкое, несомненно, обручальное.

– Да ты что! Откуда?

– Сам выточил. С первой зарплаты куплю тебе настоящее. Смотри-ка, тебе в самый раз.

– Погоди.

– Никаких «погоди». Я до пенсии ждать не намерен.

И уверенно, хозяином, обняв Олю, собрался уже влепить от всей души практически супружеский поцелуй, но насторожился: со двора, с приоткрытого окна, ему послышались сдавленное сопение и возня – звуки тихой, но хорошей потасовки.

Деликатно отстранив девушку, Колька распахнул окно и привычно выпрыгнул на улицу.

Там и впрямь было весело. Дрались трое, поднимая такую пыль, что ног и рук, казалось, было не менее сотни. Колька, оценив ситуацию на благоразумном расстоянии, определил, что перед ним хорошо известные ему персоны, причем двое почти беззвучно, но старательно месят третьего.

«Не, это не дело», – решил Николай. И позабыв, что он без пяти минут специалист и семейный человек, с наслаждением ввязался в драку.

Что конкретно натворил Анчутка, он не знал, но точно знал другое: двое на одного – нечестно. Открытие второго фронта было как нельзя кстати, Яшка не справлялся, был, очевидно, не в форме. На пару же с Колькой они одолели двух взбесившихся мелких бурундуков – Саньку Приходько и Витьку Маслова.

– Проси пощады! – потребовал Яшка, уложив Саньку мордой в пыль и заламывая руку.

Колька, осторожно, но крепко удерживая Витьку, для острастки встряхивал его, пытаясь привести в чувство:

– Будет, будет кипятиться.

– Пусти! – шипел и плевался неузнаваемый Маслов, хотя глаза уже заметно вошли обратно в орбиты и пены на клыках поубавилось.

– Витька, не балуй. Успокойся, – увещевал Пожарский, не ослабляя хватки. – Яшка, дурак, плечо сломаешь!

– Я ему и шею сверну, – кровожадно пообещал Анчутка. – Он же сзади напрыгнул, падла, ты подумай!..

В этот момент Санька, извиваясь ящерицей, особенно остервенело лягнулся и пнул Яшку в живот. Тот взвыл, согнувшись пополам. Санька, вскочив на ноги, зажал ему локтем шею, принялся душить, и не на шутку. Пришлось бросить Маслова, который тотчас снова кинулся на Яшку, – и вся потасовка вернулась в первоначальное состояние.

– Прекратите немедленно! – надрывалась Ольга, беспомощно прыгая вокруг. – С ума вы сошли!

С диким визгом в компанию влетела Светка, но действовала она на удивление смело и решительно: с разгона, не разбирая, устремилась в гущу событий, орудуя зубами и ногтями.

Каша и гвалт стояли неимоверные, брызгами разлетались сопли и кровь. Хорошо, что старшеклассники заинтересовались, что там за пыль столбом под окнами библиотеки, за углом, а то неизвестно, чем бы дело закончилось. Зубы бы точно полетели.