Но больше всего меня позабавило то, что цены остались прежними, словно и 56 лет не прошло! Что деноминаций рубля за это время не случилось, это ещё куда ни шло, хотя только за мою жизнь их была парочка – в 1961-м и 1998-м, не считая павловских и прочих денежных пертурбаций, но вот цены – словно в Советском Союзе, намертво привинченные к Госкомцен. Вообразите, как стоила 90-граммовая баночка красной икры 220 рублей, так и более чем через полвека стоит – словно и нет никакой инфляции. Но она же есть! Спустя всего-то три года, а именно нынче утром, как я посмотрел спецом во всё той же своей «Пятёрочке», покупая сахар, она уже торгуется по 249.99 за банку. Про «Метаксу» сказать не могу ничего – в последнее время она мне что-то нигде на глаза не попадается, но приблизительную прикидку сделать можно. Например, в ОКЕЕ она стоит тысячу с копейками, судя по сайту сети, – помнится, примерно столько стоила и в «Пятёрочке» ещё весной. А в чеке из будущего указано – 890 руб.

Словом, я пришёл к логичному, на мой взгляд, выводу, что чек якобы 2072 года вовсе не оттуда – он современный, ибо несёт на себе все приметы сиюминутности. Вот только дата на нём… Сказала же «стовосьмая» продавщица, что выставить её произвольно на кассовом аппарате невозможно.

А почему ей, собственно, следует верить?

В партийной практике КПСС была одна очень меня раздражавшая особенность: если кто-то что-то критиковал, то первым делом не устанавливали обоснованность критики, а дотошно выясняли, что за субъект с ней выступил. И только убедившись, что он – человек относительно положительный (в полностью положительных людей партийные органы не верили, исходя из вроде бы и изжитого, но в подсознании сохранившегося принципа «был бы человек, а статья найдётся»). Даже в прессе, мы, журналисты, приводя чьё-либо критическое суждение об организации дела на каком-нибудь совершенно незначительном производственном участке, сопровождали его множеством абзацев о безусловных достоинствах допустившего критику. Он, мол, и работник хороший, план выполняет, и семьянин примерный – хотел развестись однажды, но одумался и больше о подобном даже не помышляет, ещё, правда, курит, но уже не пьёт, а также во время дежурства в составе добровольной народной дружины сделал за один вечер аж два строгих замечания нарушителям общественного порядка в плохо освещённом парке, не побоявшись, что ему могли запросто начистить фотокарточку, а двух с ним шествовавших девушек подвергнуть и большему поруганию, благо густых кустов кругом полно, на то ведь он и парк.

Теперь мы уже как-то отвыкли, чтобы человек, прежде чем что-нибудь вякнет, сперва удостоверил, а то и доказал свою порядочность, и оттого-то нас бесконечно разводят всевозможные проходимцы. То и дело читаешь, что какая-то несчастная пенсионерка отдала миллион с гаком обещавшим ей мафусаилов век, поверив им на слово (тут две странности: откуда у нас пенсионеры-миллионщики и чем же могли те обдурившие бабку проходимцы документально подтвердить свои возможности реально обеспечить библейское долголетие). А то мне самому звонят и представляются: «С вами говорит младший менеджер Сбербанка. Только что нами зафиксирована попытка проведения с вашего счёта транзакции – перевода денег в Пензу. Это вы переводили?» – «Нет, – дёргаюсь я, как всякий задёргался бы, – ничего я не переводил! Чушь какая-то…» – «Значит кто-то пытался взломать ваш доступ в Сбербанк Онлайн, – сочувственно говорит „младший менеджер“ якобы Грефа. – Давайте проверим, всё ли в порядке». – «Давайте». – «Назовите номер вашей карты». – «Так вы ж её знаете – если установили факт попытки транзакции!» – «Таков порядок: а вдруг мы ошиблись и транзакцию пытались произвести не с вашей карты». Называю – не больно какой секрет. «Теперь назовите ваш пароль для входа в Сбербанк Онлайн», – слышится деловитый голос, как если бы на том конце волны уже во всю кипела работа по сбережению моего банковского благополучия. «Но этого делать не полагается, – говорю. – Сам Сбербанк постоянно подчёркивает, что его сотрудники никогда не просят у клиентов называть их пароли». – «В обычных случаях – а тут, как вы понимаете, форс-мажор – вдруг следующая попытка транзакции окажется удачной, хотя мы и заблокировали временно ваш счёт!» – как будто сидя на иголках, убеждает деловитый «младший менеджер».