Вскипел чайник, присвистнул, но я тотчас выключил газ – не люблю этого техногенного сипа, как не переношу сигнальное предупредительное попискивание работающего экскаватора или маневрирующего трактора. В моём детстве всего этого не было, и ничего – и чайники жгли не чаще, и на тракторные гусеницы не особо наматывались. А жизнь у нас была поопаснее нынешней: и взрывчатку самодельную делали из… нет, пожалуй, не буду делиться рецептами, и ныряли солдатиком где попало, и из пестиков скобочных перестреливались (даже намёка не дам, что это такое, не ждите!). Так что в каждом чиланзарском дворе был свой Кутузов, свой же монстрик со следами ожога во всё лицо, парочка гавриков с оторванным пальцем, а ещё один непременно упорно отсутствовал последние месяцы, потому что просто утонул в Бурджаре. Встречались и Джоны Сильверы.

Вспомнил про плов. С чего это Лена решила, что у меня есть микроволновка? Разве я похож на человека, таковую имеющего? Видно, забыла – давно у меня не была. Они-то со своей печкой СВЧ носятся как с писаной торбой – и то в неё запихнут, и это. Тьфу, прости господи! Человек, родившийся у казана, не должен так низко падать. Но поди им скажи – сразу же тысяча оправданий. Ну да, я согласен, что плов и лепёшки лучше всего разогревать именно там, но ведь это туркестанских микроволновщиков не извиняет.

А мы уж лучше достанем нашу милую сковородочку «Лёвенбраун» с «гранитным» антипригарным покрытием, которую я сам себе подарил однажды на день рождения, утомившись корячиться с прежней, уже издыхавшей, и разогреем пловешник на ней, аккуратно и безотрывно помешивая деревянной лопаткой.

Аччик-чучук я переложил в глубокую мисочку и поставил на время, что греется плов, в холодильник. Аччик-чучук должен быть ледяной – это одно из его важных свойств, помимо вкусовых. А ещё он обязательно должен дать сок, так что если вам где-нибудь подадут что-то просто помидорно-луково-наструганное, то есть это можно, разумеется, безбоязненно, но это – не аччик-чучук.

Плов разогрелся именно настолько, как мне нужно: перегретый разогретый плов – считай, убитый. Я переложил его на мелкую тарелку и стал есть, слегка поливая из ложечки аччикчучуковым соком то место, которое на меня смотрит, а потом отравляя это горяче-холодное в рот. Турки и греки пьют кофе с холодной водой – эффект тот же, хотя вкусовая гамма, на мой взгляд, несравненно беднее.

Когда ешь плов, всё, чем был перед тем озабочен и даже обрадован, уходит на задний план, словно камера отъезжает от волновавших тебя обстоятельств и захватывает мироздание целиком. И я ел его медленно, смаковал, перекатывал во рту рисинки, напоённые курдючным жиром, морковным ароматом с терпким привкусом зиры. Хорошо всё же Андрюха готовит! Лена, кстати, не хуже, но за плов никогда не берётся – её стихия манты. А когда хочет мне потрафить, то заводит беляши, причём именно так, как их делаю я – собственно, я её этому и научил. А моя наука воспринята мною от тётки – младшей папиной сестры, тёти Кати, единственной нашей с папой родственницы, которая жила в моё время в Ташкенте.

…В 1918-м году папа, разоружённый в октябре революционными рабочими и оставшийся, как и все товарищи по полку, на бобах, мыкался в Ташкенте, думая, как добыть пропитание, ибо получить хоть какой-то паёк бывшему царскому офицеру было совершенно немыслимо. Наконец пристроился в какое-то новое советское учреждение письмовидителем, поскольку имел восхитительный почерк, сохранившийся у него до старости. И вдруг получает весной телеграмму от деда из Аулие-Ата, который большинство помнит как Джамбул, а теперь он называется Тараз: «Срочно приезжай вск». И – всё! Папа квартировал на Лермонтовской, перпендикулярной Пушкинской, слева от старой консерватории – улице, уже давно не существующей. Ехать по современным меркам недалеко, но как? Кругом неразбериха, поезда толком не ходят. Пробирался в родительский дом он как бог на душу положит. Голодный – в Туркестане, как только атаман оренбургского казачьего войска Дутов перерезал дорогу в центр России, прекратился подвоз хлеба – кое как добрался. Как потом говорил, знал бы в чём дело, ни за что не ввязался в дорожную авантюру, которая несколько раз едва не стоила ему жизни, но он думал, что с матерью что-то стряслось или с сёстрами, а может и с отцом – всё же царский полковник, а время совсем не царское…