…В бараке страшный холод, промозглая сырость и смрад.

…Когда раздавали конфеты Сашок вспомнил про несчастного Генку … Беднягу забили сапогами и пристрелили.

…Я видел глаза женщин, которых приводили в детский барак – убирать помещение: в их взглядах страдание и неутолимая жалость. Они украдкой подсовывали ребятишкам корочки черного хлеба, и те сосали его, как редчайший деликатес. Основной рацион этих маленьких старичков составляет прокисшая капустная похлебка с опарышами или мерзлая гнилая картошка.

Двух женщин расстреляли за жалость к детям – об этом я узнал, когда охранники из местных коллаборационистов разговаривали неподалеку от детей, ожидавших своей очереди на сдачу крови.

…Часто приходят брать кровь. Выкачивают очень много. Каждая процедура – экзекуция. Некоторых из детей обескровливают совсем. Отбирают нескольких и для вивисекции.

Страшна и отвратительна своей алчной извращенностью похотливая маньячка-охранница латышка Мадлен (ее называют так немцы, но возможно, что это ее ), не расстающаяся с плеткой, который часто и охотно пускает в дело. Высокая красивая блондинка в кокетлтиво сдвинутой набок пилотке. Это не женщина. Это гадина.

…Плачь в бараке смолкает только при появлении охранников. Эти нелюди беспощадны. Бьют за все: всхлипнул – бьют прикладом в лицо; вскрикнул – стаскивают на земляной пол и бьют так, как-будто перед ними не ребенок, а взрослый мужик… Охранница хлещет детей плеткой до беспамятства за любую мелочь. Слабенькие, неспособные подняться с нар самостоятельно, подлежат умерщвлению. Соседа Саши, тщетно пытавшегося встать и плакавшего от страха, солдат в мышиной форме схватил за ногу и с размаху ударил головой об стоб – насмерть.

И они все время куда-то уводят детей. Возвращаются не все.

…Недавно с процедур принесли четверых. Опухшие, они громко плакали и держались за животы. Их рвало кровью. Им вкалывали в кишки какую-то гадость. Все четверо ночью умерли в невыносимых мучениях.

Принесли еще одного – с ампутированной рукой. До операции у мальчонки была нормальная рука. Чудовищные эксперименты медика-маньяка…

…Сашок разговаривает со мной. Представился ему Дедом, как меня называют сотрудники. По инициалам – Демин Евгений Дмитриевич. Малыш рассказал обо мне Светлане, которую он называет Новой Мамой. Девочка сказала ему, что я Дед Мороз. Это, наверное, из-за бороды. Я попытался передать Саше свой образ – такой, каким я видел себя в последний раз в зеркале. "Попроси его, чтобы не было так холодно. – сказала Саше Новая Мама и добавила, – И чтобы елочку принес. Нарядную, с игрушками".

Не еду принес, а елку…

…Даже на минуту нельзя представить, что в этой вселенной на самом деле есть бог, который допускает такое лютое зверство. Такой бог не имеет права на существование.

Если же он есть, то он ни что иное, как бездушное, изощряющееся в жестокости творение самого человека – по его образу и подобию.

7

В это утро из Саши выкачали так много крови, что Света еле дотащила его до нар. Ей и самой было тяжело – девчонка дрожала и задыхалась, ноги разъезжались в грязи земляного пола. Подгоняя детей, орала охранница.

Уже лежа на нарах в бараке Сашок никак не мог уснуть, продолжая сотрясаться от плача. Дед пытался успокоить малыша, но он, казалось, перестал слышать голос у себя в голове. В какой-то момент Саша повернулся набок и, вытянув обе руки, свалился на пол. Раздался хруст и пронзительный крик.

Дед почувствовал его боль. Ощущение было слабое, неясное. Сосредоточившись, Дед постепенно переключил Сашину боль на себя, но в этот момент ассистентка прервала связь.