– Продолжим, – предложил старший охранник.

– Ты бы не мог ввести меня в курс дела? – бесцветно попросил Дуглас Якобс, доставая из бедренного кармана просторных штанов небольшую серебряную фляжку, а следом портсигар и медную зажигалку. – С вашего позволения, сурверы.

И снова – кто бы тебе рискнул запретить.

Впрочем, ничего особо криминального в курении в общественных местах нет – если никто не против. Системы вентиляции справляются, циркуляция воздуха у нас нормальная, а курение весьма популярная привычка. Как и жевание и нюханье табака.

– Амос? – в мою сторону протянулся портсигар.

Глянув на ровные ряды дорогущих сигарелл, я отрицательно качнул головой. Хотелось бы покурить, но я не хочу ни в чем никому быть обязанным. Деньги у меня есть. Куплю потом в магазинчике Галатеи пару штук.

Кашлянув, патрульный заговорил и, к моему вялому удивлению, он начал не с момента разборок у меня в квартирке, а, считай, с самого начала – конфликта между мной и Роппом. Причем перечислялись только сухие факты, говорилось как есть, без преуменьшения и преувеличения. Когда патрульный добрался до происшествия у парикмахерской, Дуглас Якобс поморщился:

– Шестицветик… начинает создавать проблемы.

– Наш карантин так никогда не кончится, – поддакнул один из патрульных.

– Я поговорю с ними, – произнес Якобс, и сразу стало ясно, что с сегодняшнего дня Шестицветик прекратит свои протесты против стрижки наголо.

Все патрульные, я и сам Якобс, между прочим, были подстрижены под машинку. Только Пелле, Тенк и отпущенные за ненадобностью уже опрошенные девки могли похвастаться длинными волосами. Но сейчас Пелле явно не был рад своим длинным патлам – он аж накрыл голову ладонями, то и дело бросая украдкой взгляды на стриженного Якобса.

Продолжив, патрульный столь же равнодушно описал произошедшее у меня дома. И когда он закончил, в околотке повисло напряженное молчание.

– Нехорошо, – нарушил тишину Дуглас Якобс, сделал большой глоток из своей фляжки, следом глубоко затянулся и, выпустив в потолок струю сизого дыма, повторил: – Нехорошо…

– Да мы… – подскочил Пелле.

– Пасть закрой, – с легкой улыбкой тихо попросил Дуглас, и Пелле с хрипом поперхнулся, опять брызнув кровавой слюной.

Взгляд представителя могущественного рода перебрался на меня, и стало ясно, что сейчас мне придется четко высказать свою позицию. Я был к этому готов и сразу заговорил ровным спокойным голосом:

– Тенк – пусть валит.

– Я выплачу тебе половину арендной платы, – кашлянул Тенк, прикрывая ладонью пробитое ухо. – Выплачу каждый динеро.

– Нет, – качнул я головой. – Ты мне ничего не должен.

Деньги мне были нужны. Но если я позволю Тенку заплатить – а он запросто найдет деньги, одолжив их у своего кореша Пелле – получится, что он как бы имел право находиться в моей квартире, и тогда уже я стану виноватым. Это соображение вместе с выводом и решением будто само появилось у меня в голове – разум сработал четко и быстро. Я не позволю Тенку стать соарендатором.

Странно… откуда во мне эта звероватая хитроватость и подозрительность?

– Тенк пусть валит, – повторил я. – Претензий к нему не имею, если он их не имеет ко мне. Эй, Тенк, ты имеешь ко мне претензии?

– Н-н-н-н… – заерзал парень, беспомощно оглядывая присутствующих и явно боясь глядеть на своего дружка Пелле. – М-м-м-м…

– Ты не мычи, – мягко посоветовал ему Дуглас. – Ты отвечай. У тебя есть претензии к Амосу Амадею?

– Нет! – вякнул Тенк и обреченно сморщился.

Он только что благополучно вырулил из поганой ситуации, оставив в ней единственного виноватого – Пелле Джейкобсона. Он предал друга. И этот его поступок вызвал у меня широкую издевательскую улыбку. Такую широкую, что ее заметили все без исключения. Тенк съежился еще сильнее, попытался забиться в угол поглубже, но его дерганье остановил один из патрульных, с намекающей улыбкой указав на дверь: