Все несчастье европейской философии, в том числе и современной, вытекает, на мой взгляд, из попытки вытеснить из познания релятивность и противоречивость реального бытия, из желания поставить на их место мысли чистого разума, обусловленные формально-логическим мышлением на основе предельных отношений тождества и различия. Но если Парменид был первым, кто пошел по пути активного использования предельно общих классификационных понятий, уводящих философию в тупик, то именно с Сократа, а затем и Платона, началось их всевластие, продолжающееся и поныне.
Недостатки сократо-платоновского учения первым увидел Аристотель. И он выступил против платоновской диалектики, которую охарактеризовал как «мнимую мудрость». Аристотель считал, что
диалектика Платона, занимаясь той же областью, что и философия, отличается от нее «способом применения своей способности» и тем самым «подделывается под философию».
Аристотель ясно увидел, что диалектика Платона – это уже не философия.
Аристотель понимает, что в основе познания лежит сравнение вещей друг с другом. Поэтому
«следует найти основные роды различий», которые и будут началами бытия5.
При этом последователи Аристотеля обращали внимание на ту часть его учения, которая опиралась на формальную логику. И совсем не придавали значения тому, что Аристотель дифференцирует различия, понимая их как конкретные различия, которые «различаются от чего-то в чем-то определенном».
Это значит, что, в отличие от Сократа и Платона, Аристотель пользуется не только предельно общими классификационными понятиями – категориями, но и сравнительными понятиями. И он стремится систематизировать и те, и другие, выделяя помимо десяти наиболее общих категорий четыре вида противолежания: противоположное, соотнесенное, противоречащее, лишенность и обладание. Но это как раз и есть те понятия, которые лежали в основе объективного мировоззрения первых греческих мыслителей и которые делали их учение философским и научным! И именно их мы находим в основании почти всех аристотелевских сочинений: «Метафизики», «Физики», «Этики» и др. Но, в отличие от Аристотеля, эти отношения тождества и различия мы называем не видами противолежания, а сравнительными понятиями.
Аристотель не только философ, но и ученый. Его философия – это не только формально-логический, абстрактно-всеобщий способ теоретизирования, но и конкретно-всеобщий, диалектико-логический, в связи с чем философия Аристотеля не только сближается с научным знанием, но и становится с ним в один ряд, будучи основанием конкретно-научного подхода, его логикой. И в этом главное отличие философии Аристотеля от философии Платона и от современного абстрактно-всеобщего способа философствования. К сожалению, Аристотель не был согласен с гераклитовской концепцией обмена, поскольку не понимал циклического движения.
Прошли века фанатичного поиска истины, прежде чем обнаружилась ограниченность формально-логического мышления и пришла пора его философской критики Гегелем и Марксом. Сегодня мы ясно видим, в чем недостаток абстрактно-всеобщего мышления, в том числе и диалектического. Из арсенала мыслительных средств был исключен целый класс конкретно-всеобщих сравнительных понятий, отражающих структурное многообразие бытия, его самоорганизацию и процессуальность! Но ни гегелевская, ни марксистская диалектика, ограничившие себя принципом «конкретного тождества», т.е. «тождеством противоположностей», этого не заметили. Поэтому в философских учениях Гегеля и Маркса даже не был поставлен вопрос о дифференциации этих предельно общих понятий на конкретные различия, обусловливающих логику научного мышления. Зато появилось три наиболее общих закона развития, призванных регламентировать отношения между «противоположностями». Но они не приблизились к пониманию и решению этой проблемы. Тем более, они не решили проблему цикличности бытия.