Грейм продолжал барабанить в дверь, но Дев не удосужился крикнуть, заверить его, что он уже проснулся. Неизвестно, что ему рассказала Вероника. Может, что он алкоголик или еще хуже…

Деву иногда даже хотелось, чтобы к нему можно было прилепить ярлык: «Алкоголик». «Наркоман». Но он ни то и ни другое.

А как же снотворное?

Он тут же помотал головой. Нет! Лекарства ему выписал врач, причем на время.

Голливуд – не рай земной, что бы там ни думали обыватели. Он полон неудовлетворенных страстей, подпитываемых комплексами. Звезды боятся, что их свет в любой момент может погаснуть: либо из-за неудачно сыгранной роли, либо из-за сплетен, либо по милости руководства студии… в их бедах всегда виноваты другие.

Актеры – люди зависимые. Неудивительно, что многие переходят черту. И падают в пропасть.

Он открыл дверь; Грейм занес кулак, чтобы в очередной раз ударить в нее. Увидев Дева, он вздрогнул, отступил на шаг, кашлянул.

– Мистер Купер, через пять минут нам пора выезжать.

Дев кивнул, отвернулся, не закрывая дверь, направился в ванную. Через четыре минуты принял душ и надел футболку, толстовку и джинсы. Захлопнул и запер парадную дверь; Грейм нависал над ним, всем своим видом выражая нетерпение.

В детстве так же вела себя мама. Правда, она не молчала, пока дожидалась младшего сына, неорганизованного копушу. Старшие братья уже сидели в семейном «мерседесе». Они-то все и всегда делали вовремя. «Дев, давай быстрее! Из-за тебя мы опаздываем!»

Вот почему он терпеть не мог, когда его торопят. Поэтому он не любил ездить с водителями. Поэтому и настаивал, что сам будет добираться до съемочной площадки. Он взрослый человек, у него есть водительское удостоверение – за каким дьяволом ему шофер?

Он уже давно не ребенок, не нуждается ни в чьих указаниях и понуканиях. Он профессионал и всегда успевает вовремя. На него всегда можно положиться.

Можно было… до сих пор.

Сегодня он не впервые не услышал будильник. Нет, хуже: услышал, но выключил и снова заснул. А до того его мучила бессонница. Голова распухала от мыслей; не помогали даже лекарства. Он нарочно переключал телефон на тихий режим, чтобы до него не дозвонились ни агент, ни продюсер, ни даже режиссер…

Вот из-за чего его сняли с предыдущей роли. После того как поползли слухи, контракт на следующий фильм тоже отменили.

И вот он здесь.

И хотя он не собирался… правда, он ведь никогда ничего не делал нарочно… то же самое повторяется снова.

Если бы не Грейм, он бы до сих пор валялся в постели.

Дев плюхнулся на заднее сиденье черного автомобиля, невидящим взглядом уставился в затемненное стекло. Рядом стояла дорожная сумка; Грейм сказал, что там его завтрак, но он не голоден.

«Можешь не возвращаться».

Ближе к съемочной площадке асфальт закончился, и машина запрыгала по ухабам широкой грунтовой дороги. Воспоминания всплыли вовсе не от толчков и прыжков. Давно ли это было? Десять лет назад? Нет, раньше. Четырнадцать. Ему тогда было девятнадцать, и он явился домой поздно – по-настоящему поздно. Всю ночь гулял с дружками. Он не был пьян в стельку, но выпитое горячило кровь.

– Где ты был, черт тебя дери?

Отец стоял на верхней ступеньке широкой лестницы в роскошном сиднейском особняке Куперов. Рядом с лампой стояла мама.

– Гулял, – буркнул он.

– Завтра у тебя экзамен.

Дев пожал плечами. Он не собирался идти на экзамен. Бросив ключ на стол, зашагал к себе в спальню и, обернувшись через плечо, бросил:

– Папа, я не хочу быть бухгалтером.

Хотя Патрик Купер был в домашних тапочках, походка у него была тяжелая. Дев слышал, что отец идет за ним, но не остановился. Он прекрасно знал все, что отец может ему сказать. В университет он поступил только для того, чтобы угодить маме. Он проучился три семестра, и с него хватило. Дев знал, что у него другое призвание. Его совсем не тянуло к цифрам и строгим костюмам.