После полуночи один за другим начали сходить с дистанции и сами виновники торжества, и ди-джей объявил перерыв.

– Дорогие друзья! – появившийся на сцене Марат Измайлович помахал руками, привлекая внимание. – Да, теперь я могу вас так называть. Теперь вы уже не ученики, а я не директор. Впрочем, директором я останусь, но уже не для вас… – в зале засмеялись. – Теперь о дальнейшей программе. Примерно через час, когда вы немного отдохнете, у выхода будет ждать автобус. Встречать рассвет после выпускного бала – традиция давняя. Мы постарались выбрать такое место, где вы не окажетесь в толпе других выпускников. И, ребята, большая к вам всем просьба – не теряйте свои мобильные телефоны. Чтобы вас не потеряли родители. Они волнуются, может быть, больше вас самих. Ну вот. А теперь давайте скажем «спасибо» так прекрасно развлекавшему вас ди-джею, – отдельные, вразнобой выкрики слились в общий веселый гул, – и я с удовольствием объявляю полуночный джаз-коктейль. Это своего рода подарок нам всем – играть будет знаменитый папа нашей выпускницы Ариадны Манукян, которую я… нет, мы все еще раз поздравляем с заслуженной золотой медалью. Ариша, мы все тобой гордимся!

Над смущенной Ариадной кто-то выстрелил из хлопушки, и она исчезла в облаке конфетти. В глубине зала захлопали пробки шампанское, кто-то закричал «браво», кто-то зааплодировал.

– Ребята, ребята, – призвал к порядку Марат Измайлович. – Договорить-то дайте, – все засмеялись. – Итак… на нашей сцене – лауреат бесконечного количества всевозможных международных конкурсов, человек-оркестр… Сергей Манукян! Встречайте! Прошу, Сережа…

К синтезатору вышел смешной кудрявый толстячок в фиолетовом смокинге с серебристыми лацканами. Кое-кто зафыркал: лауреат? Вот это? Клоун какой-то, а не лауреат. Однако после первых же аккордов в зале замерли все, даже официанты. В тягучих, до самого сердца пробирающих звуках блюза отчетливо слышались то «Подмосковные вечера», то «Во поле береза стояла», а то и «Школьные годы»…

Борис увлек Алену на балкон:

– Тут хоть дышать есть чем. Слушай, я тебе так и не сказал… Ты в этом платье прямо царевна эльфов. Глебка говорит, ты на «Весну» Боттичелли похожа. Художник такой был.

– Я знаю, – улыбнулась она. – Италия, пятнадцатый век. Ты преувеличиваешь. И Глеб тоже. Просто тип лица тот же.

– Ну, не скажи! Ничего я не преувеличиваю! – возмутился Борис. – Когда ты выходила аттестат получать, я специально за девчонками смотрел. Прямо какой-то ужасный ужас, как будто у них самый сладкий кусок украли. Только Наташка молодец – хлопала так, что чуть руки не отваливались. А Цыганкова с Шарапкиной чуть вуальки свои от зависти не сжевали. Так что я тебе точно говорю, – он притянул Алену к себе и, оглянувшись, украдкой поцеловал пушистый локон на виске. – Эй, ты чего как замороженная?

– Устала, – она повела плечом, чуть отстраняясь.

– Так! – он отодвинул девушку от себя и, положив ей руки на плечи, уставился глаза в глаза. – Ну-ка стоп, машина. Ты кому врешь, Аленка? Я что, не знаю, какая ты бываешь усталая? Совсем другая. Кто-то из этих дур тебе что-то ляпнул? Плюнь на них. Или… Ой. Ты переживаешь, что я дурака свалял и сальто со сцены сделал? Так все же в восторге были. Ну, так чего тебя грызет?

– Оставь, проехали. Пустяки. Говорю же, устала.

– Ну, пустяки так пустяки, – согласился Борис и вдруг, шагнув к перилам, сделал на них стойку на руках. – Пока не скажешь, так и буду стоять! Говори! – потребовал он чуть сдавленным из-за перевернутого положения голосом.

Алена ахнула. До земли – точнее, до асфальта – было метров пять. Убиться не убьешься, а вот руки-ноги переломать – запросто. Если не позвоночник…