Хотя, куда хуже? Владимир в очередной раз выбрал не Ярославу. И это не сиюминутная прихоть, не интрижка, а настоящие – по крайней мере с его стороны – чувства.

Как бы Слава ни любила Дерюгина, навязываться ему, теряя остатки гордости, она не будет. И, кроме того, ей претила роль жертвы, и почему-то было стыдно, что её так некрасиво и подло бросили. Словно причина предательства сестры и жениха скрывается в ней, в Ярославе. Словно это она, а не Адель, пыталась присвоить чужое...

- Ярослава Дмитриевна, вы с нами?

- Да, конечно! – встрепенулась она, чувствуя, как щёки заливает румянец – опять выпала посреди производственного процесса! – Извините, Василий Николаевич!

- Так, перерыв тридцать минут, - объявил Соснин, и когда Слава с облегчением встала, собираясь выйти вместе со всеми, добавил:

- А вас, Ярослава Дмитриевна, хоть вы не Штирлиц, а я не Мюллер*, попрошу остаться.

Пришлось вернуться на место.

Соснин подождал, когда за последним сотрудником закроется дверь, нажал на селектор:

- Галя, принесите два кофе – черный и со сливками. И сделайте несколько бутербродов.

- Сию минуту, Василий Николаевич! – немедленно отозвалась секретарша.

- Пересядь поближе, - мягко попросил Ярославу Соснин.

И у неё от удивления на секунду округлились глаза.

– Что у тебя случилось, Слав? Я могу помочь? – начальник не заметил или предпочёл не заметить её реакцию.

От неожиданности – раньше Соснин никогда не обращался к ней на ты, да и задушевных бесед не вёл, Ярослава сначала опешила. А потом энергично помотала головой.

- Всё в порядке, Василий Николаевич! Я просто... небольшие семейные проблемы. Ничего такого, я справлюсь! Спасибо вам!

Осторожно приоткрыв дверь, в кабинет проскользнула Галина, молча опустошила поднос и так же – молча и быстро – испарилась.

- Ничего не в порядке, а то я тебя не знаю! – продолжил начальник. – Ничего, что я так запанибратски? Там, - он кивнул в сторону выхода, - субординация и всё такое, а здесь и сейчас мы просто давние знакомые. Я знаю тебя больше девяти лет, ты пять дней в неделю по восемь часов мельтешишь у меня перед глазами. Всякое случалось, но я никогда не видел, чтобы ты была настолько выбита из колеи. Мы пережили твою неожиданную беременность, затем декрет, в течение которого ты продолжала работать – сначала на сокращённом дне, потом вышла на полный. Дочка временами, как все дети, болела, но ты справлялась, и даже больничный брала – дай бог памяти – не больше пяти раз за восемь лет! А недавно в твоей жизни появился мужчина, и ты буквально расцвела, порхая по офису. Но когда вчера ты вернулась на работу – я сразу понял, что что-то случилось. Сегодня лучше не стало, поэтому я повторяю вопрос – что произошло? Если я могу помочь...

- Нет, - Слава прикусила изнутри щёку, чтобы удержать всхлип – настолько неожиданными оказались наблюдательность и участие Соснина, настолько тяжело ей сдерживаться, запирать боль внутри себя.

- Нет, Василий Николаевич, у меня всё в порядке... почти в порядке. А неприятности... они есть, да. Но незначительные. Разрешите, я схожу в дамскую комнату и приведу себя в порядок?

- Да, конечно, - вздохнул Соснин. – Точно не нужна помощь? У меня есть хорошие знакомые в разных сферах: медики, юристы, компетентные люди в правоохранительных органах...

- Точно, Василий Николаевич! Я справлюсь, да и ничего критичного не произошло. Главное, все здоровы, а остальное... мелочи!

И она улыбнулась. Почти не натянуто – неожиданная забота почти постороннего человека её по-настоящему тронула. И острая боль, иглой засевшая в груди, нет, не прошла, но стала менее острой.