В целом же дела группы агента Макса шли неплохо. Райнхард пробыл в Японии уже три недели и успел немного сблизиться с некоторыми людьми из немецкой диаспоры. Общество, сформировавшееся вокруг фигуры фон Дирксена, оказалось открыто и доброжелательно. Пускай мотивация и личность берлинских журналистов привлекали внимание, Циглер не заметил, чтобы на них с Владимировым был направлен чей-нибудь подозрительный взгляд. Лишь раз, в вечер знакомства с обществом господина посла Райнхарду показалось, что за ними следят, но это чувство вскоре исчезло без следа. Похоже, «легенда» работала.

Возможно в «Центре» были полностью уверены, что подозрений возникнуть не должно, а возможно решили, что плюсы именно этой «легенды» перевешивают минусы. А плюсы действительно были. Например, частые встречи Циглера со своим новым радистом не вызывали ни у кого подозрений. Если верить словам шанхайского «контакта», через несколько месяцев «Леманну» должно было прийти письмо с сообщением о скоропостижной смерти матери. Владимиров немедленно уедет, наладив перед этим передачу данных в «Центр», а его место займёт человек с более надёжной «легендой».

Пока же Владимиров развил деятельность не менее кипучую, чем сам Циглер. Страсть военного атташе Отта к спортивным соревнованиям в целом и к традиционным японским игрищам в частности стала для группы Макса нежданным подарком, которым грех было не воспользоваться. За эти три недели Владимиров успел завязать с военным атташе приятельские отношения. Отт не производил впечатления человека слишком умного или проницательного, зато ему было скучно, а скучающие люди часто бывают разговорчивы.

Сам Райнхард между тем занялся поиском источников информации среди японцев. Создание сети местных информаторов тоже было его заданием, пусть и менее важным, чем работа с посольством. Циглер, следуя советам шанхайского связного, достаточно быстро смог выйти на контакт с японскими коммунистами.

Вообще, словосочетание «японский коммунист» казалось Райнхарду оксюмороном подобным «сухой воде» и «живому трупу». Со стороны японцы производили впечатление людей, поголовно поддерживающих империализм своей страны. Фигура самого императора обладала просто-таки священным ореолом, а его решения не подлежали никакой общественной критике. Впрочем, Россия до Войны тоже казалась Циглеру страной, где царская власть совершенно незыблема именно из-за отношения к ней забитого и необразованного народа. Вышло иначе.

Японских коммунистов били. Били беспощадно. Полиция разгоняла собрания и арестовывала активистов. Цензоры зарезали любые статьи или книги, которые казались им разносчиками коммунистических идей. Почти все видные партийцы либо были арестованы, либо находились под плотным колпаком Кэмпэйтай4, так как воспринимались именно как потенциальные предатели в случае войны.

Такими методами к середине тридцатых японские коммунисты были доведены до состояния раннехристианских общин в Римской империи. Глубоко законспирированные одиночки или маленькие ячейки, оторванные от друга, видящие провокаторов даже в зеркале, лишённые единого командования. И всё же они могли быть полезны.

На Рё Ватанабэ Циглеру дал наводку ещё шанхайский «контакт». С девяти утра до шести вечера Рё был полностью преданным Империи гражданским чиновником в Министерстве военно-морского флота. С шести вечера до девяти утра Ватанабэ становился, по крайней мере на словах, преданным сторонником дела Маркса и Ленина. Насколько Райнхард мог судить, Ватанабэ был профессиональным предателем. Связной предупредил Циглера, что задействование Рё Ватанабэ в резидентурной сети будет стоить немалых денег. Райнхарда всегда настораживали такие люди – ему больше нравилось работать с идейными. В ином случае Циглер предпочёл бы вовсе отказаться от услуг подобного человека, но Ватанабэ имел ценные связи и источники информации в Министерстве флота, кроме того за годы торговли Родиной он успел развернуть собственную небольшую сеть информаторов, услуги которой могли быть весьма кстати для Райнхарда.