В небе висел льдистый серп луны. Припарковавшись через дорогу от дома Чампайна, я сидел в мыслях о Вире. Как она все эти месяцы через прыжки, через резвость, через наши занятия помогала мне заполнить зияющую в моем сердце пустоту. Та первая ночь вспоминалась как вчера. В углу того, что считалось в моем трейлере хозяйской спальней, я соорудил для нее постельку. Я тогда крепко заспался – можно сказать, отрубился после пары жестянок «Бада», – а из оцепенения меня затем вырвало тихое поскуливание. Я завозился, неловко встал и, с ворчанием подняв свою питомицу, вместе с ней бухнулся обратно на кровать. А потом как-то так оказалось, что моя рука обвила Виру и стала поглаживать ей затылок.

– Ничего, девчура, – сказал я тогда, почесывая ей шерстку на шее. – Пройдем и это.

При диктате Микки собаки на кровать не допускались, но после первой ночи Вира узурпировала себе ту сторону кровати, где спала моя бывшая. Постепенно Вире начали составлять компанию обе колли – Мэгги частенько, Дельта пореже. Временами сюда наведывался Сью и, строго гавкнув за такое нарушение протокола, величаво уходил к своему тронному дивану.

Моя бывшая говорит, что я интроверт и отщепенец по отношению к своим собратьям – гомо сапиенсам. Не зря же я лучше уживаюсь с четвероногими.

Что ж, с этим сложно поспорить.

Пока детектив Хэнсон распекал меня за инцидент на Саут-Мичиган-стрит, я не поднимал головы и, кивая более-менее впопад, сам при этом сосредоточенно изучал поверхность стола. Там были разбросаны бумаги – материалы дел – таким образом, что в них мог ориентироваться только детектив. Но со своего стула для посетителей я заметил лежащие особняком отчеты по Кари Брокман, а чуть сбоку – небольшой бумажный листик, увеличенную фотокопию водительского удостоверения жертвы, на которую напала сегодня Вира. И, продолжая кивать в такт словам детектива, я сейчас напряженно разглядывал ту бумажку. Читать вверх ногами было непросто, но я справился.

Имя и адрес Чампайна хорошо отпечатались в моем мозгу.

С собой я взял Сью, мою черно-коричневую немецкую овчарку… самца немецкой овчарки. До сих пор жалею, что назвал его Сью, по песне Джонни Кэша[10]. Всякий, кто заглядывал Сью под капюшон, неизменно задавал вопрос: «Ты его что, по дури бабским именем обозвал?» Даже выслушав мою лекцию о Джонни Кэше, они все равно смотрели на меня, как на ненормального.

Видимо, в этом была своя логика.

В отличие от персонажа песни, Сью был альфа-самцом нашей стаи. По моему трейлеру он расхаживал с выпяченной грудью, демонстрируя свое превосходство над остальными членами семьи – всеми нами, «бетами» помельче, – а также над проезжающими машинами, белками и кроликами, почтальонами, дверным звонком и звуком тостера. Для обнаружения человеческих останков Сью, честно говоря, был собакой не самой лучшей, зато пугал вусмерть любого коммивояжера, который по недомыслию притормаживал у моего трейлера.

В общем, для сегодняшней задачи Сью подходил идеально.

Чутье подсказывало, что Вира без причины на Чампайна ни за что не набросилась бы; это исключено. Себе в сотовый я ввел номер домашнего телефона Чампайна и сейчас на него позвонил. Трубку никто не взял, переключения на автоответчик тоже не было. Не зажегся и свет. Никакого движения. Вообще ничего. Мы со Сью выскользнули из пикапа. Со дна кузова я осторожно поднял кувалду. Вдвоем мы бросились через двор и присели под передним окном. Сью посмотрел на меня так, словно я лишился рассудка, но, к счастью, промолчал.

Я снова позвонил по сотовому. На этот раз было слышно, как где-то в недрах дома трезвонит телефон. На двенадцатом гудке я нажал отбой.