Алана пыталась придумать, как попросить помощи у кого- То из шепчущих, но Келлан постоянно заглядывал в ее разум, не оставляя ей и кусочка личного пространства. Алана знала: все, что он может истолковать как признак ее ненадежности или отголосок желания причинить ему вред, Келлан истолкует именно так, но вместе с тем заметила, что ее мысли о том, что кто- То наложил на него заклятие, Келлан то ли не слышал, то ли не осознавал. И она перемешивала раздумья о возможности связаться с кем- То из Приюта с рассуждениями о том, что Келлан не в порядке. Никогда еще Алана так не контролировала свой мысленный монолог.

Но сейчас, измотанная сутками без сна, она снова допустила эту глупую ошибку. Терять ей было нечего, и Алана попробовала достучаться до него иначе:

– Келлан, я боюсь тебя. Я думала о побеге потому, что ты причиняешь мне боль.

Это было рискованно. Он мог разозлиться.

– О чем ты? – спросил Келлан хмуро, садясь напротив приподнявшейся на локте Аланы.

– Ты говоришь, что любишь меня, – она запнулась. И снова прогнала мысль, что не может признаться ему в ответ.

– Я люблю тебя, – тихо повторил Келлан, не сводя с ее лица внимательных, уставших глаз. – Поэтому я забочусь о тебе. Ты не понимаешь, какую опасность навлекла на себя своими действиями.

– Я хочу ответить за них. Я выбираю это. Пусть меня казнят. Или пощадят. Как решит директор Син. Но я хочу объяснить, почему вела себя так, а не иначе. Я ведь имею право не сбрасывать с себя ответственность, а принять ее? Как считаешь?

Алана чувствовала себя так, будто идет по очень тонкому льду, и под ногами расползаются трещины.

Что- То мелькнуло в глазах ее собеседника и сразу же пропало.

– Я не дам тебе умереть. Потом ты поблагодаришь меня, а сейчас можешь, если хочешь, проклинать за то, что я отказываю тебе в этом выборе.

– Келлан… – выдохнула Алана. – Ты говорил, что директор Син – один из самых достойных людей, кого ты знаешь. Неужели думаешь, что он не станет по- Честному разбираться, или что его решение будет несправедливым?

Келлан глядел на нее, не моргая. Сомнение затенило его глубокие тревожные глаза и тут же исчезло, а черты лица будто заострились.

– Я не дам тебе умереть, – сказал он жестко. – И убежать, чтобы умереть, не дам тоже.

Алана устало сомкнула веки. Что- То вилось вокруг Келлана, черным туманом проникало в его виски, змеилось из зрачков, пропитывало воздух вокруг.

– Я очень хочу отдохнуть, – сдалась она. – Я почти не спала последние два дня. Пожалуйста, дайте мне поспать.

– Мы не могли делать остановок, – неожиданно мягко пояснил Келлан. – Первые два дня пришлось идти галопом, чтобы зря не терять времени. Благодаря нашей спешке, мы оба живы.

– Что ты имеешь в виду, говоря «мы оба»? – вздрогнула Алана.

– За пособничество преступнику такого уровня меня тоже казнят, – пожал плечами Келлан, поднимаясь и прислоняясь к боковой деревянной стойке. – Если найдут.

– Келлан… – изменилась в лице Алана. – Тебя не казнят. Ты же ни в чем не виноват!

Душа ее отозвалась болью. Под каким бы заговором ни помутился разум Келлана, он был уверен, что рискует жизнью – и шел на этот риск ради нее. К горлу подступили слезы. Подчинившись порыву, Алана приподнялась на негнущихся ногах и потянулась к наставнику, а потом крепко обняла его за пояс, пряча лицо у него на груди. Из глубины рвались рыдания, и вместе с тем ярость беспомощности напряжением прокатилась по спине и рукам, и заискрилась на кончиках пальцев. Девушка сжала объятия так сильно, как могла. На плечи и спину ее легли его теплые руки. Келлан погладил Алану по спине, а потом, чуть отстранившись, поцеловал в лоб. Сейчас он смотрел на нее совсем как прежде, тепло и ободряюще, грустная улыбка тронула его губы.