Сравнивая советское и нынешнее время, прихожу к таким выводам. Во-первых, мне трудно понимать нынешних людей. Быть может, потому что стало меньше личного контакта. Журналистика стала цифровой. А вот докопаться до сути, до человеческой души, – это не всем удаётся. И, к сожалению, не доходят до людей журналистские идеи, не могут они сподвигнуть народ на действо. Человек многогранен, в нём намешано столько всего! И если ему не показывать ориентир, а только многогранность, он может в ней погрязнуть, покатиться вниз.

В современной журналистике часто получается, что мы даже подталкиваем туда людей, хотя, кажется, что мы показываем человека во всей его сияющей сложности. Мир полон соблазнов, гласит Евангелие, но горе тому, через кого в мир приходит соблазн. Не будем этого забывать. Беда нынешнего поколения в том, что оно больше смотрит, а не читает. Чтение – трудное занятие, в отличие от просмотра телевизора.

Корр.: Как давно, по Вашему мнению, начался этот процесс?

Г.А.: Началось, думается давно – в 90-х. Было много запретов. А «запретный плод» сладок – сладок поначалу. По сути он ядовит: к этому надо быть подготовленным. Ведь не зря великие научные открытия хранились в своё время в монастырях. Не случайно великий сатирик Фонвизин писал в своей пьесе «Недоросль»: «Наука в развращённом человеке есть страшное оружие делать зло». К новому человека следует нравственно подготовить. Нельзя этой нравственностью поступаться. Ни в коем случае. Неспроста же связывали думающие люди уничтожение нравственных основ с кончиной государства. Нравственные основы бережно создавались веками! А мы по ним – кувалдой. Пришла пора собирать камни. И верить, что не вовсе пали люди, не умер в их душах Бог. Между прочим сказывают, что люди удивительно быстро умнеют, когда их считают умными.

Корр.: Какова в этом роль журналистов?

Г.А.: Огромная. Журналистика, называемая нередко предместьем литературы, строится на документальном отображении действительности своего времени. Тут важно понимать каждому, кто взялся за перо: время – тоже родина. Да, да, есть не только та родина – земля, где мы родились, но и время, когда мы родились, – тоже есть наша общая родина, которую нельзя предать, которую надо спасать, чтобы она навсегда осталась живой и плодоносной. Об этом и надо вести речь. И показывать человека. Не осознавшему своего пути – подсказывать направление.

Корр.: Как Вы считаете, что приоритетно для современной журналистики?

Г.А.: То, о чём говорилось уже выше. Ну, и, конечно же, способность чувствовать основное историческое движение жизни, слышать её живые голоса, нередко прерываемые шумом так называемого информационного взрыва.

Чтобы учить, надо много знать и верить в то, чему ты учишь. Это не должно быть лицемерием. Сейчас всё быстро делается, но я всё равно считаю: нужно глубже «всматриваться» в людей. Чтобы писать о человеке, надо хотя бы нравственно сравняться с ним.

– Как? И с негодяем? Самому пасть?

– Вергилий вёл Данте по аду, свёл поэта с величайшими грешниками. Но тот, познав их, воспел свет, Беатриче.

И вот ещё что. Сейчас, к сожалению, всё решает «скоропалительность». Но, тем не менее, если мы хотим жить в своём Отечестве, среди своего народа, то придётся народ спасать. Разумеется, сейчас мы поднялись на какой-то другой социальный уровень.

А мы всё браним предшественников советских, что пели душевно: