Он звонко чокнулся со всеми. Со мной же не просто чокнулся, а и облил немножко. После томатного соуса водка на лацкане моего пиджака не так расстроила.

«Узкий круг» был в той стадии сугрева, когда все говорили разом и о разном и никто никого не слушал. Впрочем, утрирую. Беседующие (скажем так) составляли чёткие пары: Штабс-Капитан – Графоманка, её лысый супруг – Сара Бернар, Пацанка – ваш покорный слуга, и между нами – неугомонный Пузо. Он бесцеремонно, то у меня под носом, то за спиной клеился к ней. Та отмахивалась от него, смеялась, открыто издевалась – ему хоть бы хны, ни гордости мужской, ни шиша. Вот такой среди парочек треугольник. Я не горел желанием взять в этой возне верх (хотя кто без самолюбия?), но она всячески пыталась удержать меня около себя. Нам было о чём поговорить. В итоге же приходилось слушать, как она пикируется с Пузо, и невольно слышать других…

– Я изучал систему Станиславского и хорошо знаю психологию – Спиноза, Фрейд… – вещал лысый миллионщик, картавя. Точнее сказать, он не картавил, произносил всякое «л» мягко, с мягким знаком. Сказанное звучало так: –  Я изучаль систему Станислявского и хорошо знаю психолёгию…

Он сидел с Сарой Бернар на софе и поглаживал её дородную ногу повыше колена.

Кто танцевал, кто покуривал, кто бродил где-то не в поле зрения…

Появились новые представители творческой интеллигенции – бородатый скульптор и усатая архитекторша.

Миллионщик с Сарой Бернар уже топтались под музыку посредине комнаты. При этом он доказывал, что черепная коробка мужчины должна быть чистой от волосяного покрова, дарованного нам старшим братом-питекантропом. Сарочка Бернар была согласна с ним и ласково провела ладошкой по его гладкому огурцевидному затылку.

Скульптор с архитекторшей догоняли общество за столом, сменив рюмки на стаканы.

Штабс-Капитан с грудастой графоманкой исчезли.

Пацанка положила в полумраке свою руку на мою и пригласила танцевать.

Из небытия возник супруг Сары Бернар.

Он стоял у книжного шкафа и наблюдал па-де-де жены с новым в своей сложной семейной жизни персонажем. Он стоял, скрестив руки на груди, под конской чёлкой его сверкали огнём два кузбасских антрацита. Это был не тряпка, не кисель, а муж, готовый чёрт знает на что за ради своей потрёпанной чести.

А те его не видели.

– Сюмюэль Джонсон говориль, что второй брак – это победа надежды над разумом, – пытался перекричать стерео своей луженой глоткой лысый и беззубый, раскачивая торсом и опуская руку всё ниже и ниже по рельефному огузку партнёрши.

Они вообще никого не замечали. И до них тоже никому не было дела, кроме, разумеется…

Он откинул чёлку с антрацитов и схватил лысого за преступную руку:

– Ты, козёл паршивый!

– Кто козёль? – не понял миллионщик и оттолкнул хозяина квартиры. Миллионщик, как и я, в гостях здесь был впервые и мужа Сарочки Бернар не знал. Тот атлетическим сложением не отличался. Худенький, голова только большая. И то не голова, а лишь волосы на ней огромной шапкой. Толчок был сильным, и худенький художник, распахнув тощим задом дверь, вылетел из комнаты. Миллионщик ринулся следом, должно быть, добивать. Сара Бернар ойкнула и побежала за ними. Я секунду помедлил в нерешительности и тоже направился за ними. Но опоздал. Миллионщик с хозяйкой уже возвращались. Миллионщик оправдывался:

– Откуда я зналь, что он твой муж!

Та успокаивала его:

– Не переживай. Он всегда так – убежит, потом вернётся.

Того, о ком говорили, видать не было, значит, опять где-то на стороне зализывал свои обиды.

– Вы куда? – наткнувшись на меня, спросила Сара Бернар удивлённо.