Тут дошло и до Виктора. Он вскочил, отстранил Милену и вскоре лично убедился в том, что постель падчерицы пуста. Алла крикнула ему вслед:

– Ищи ветра в поле! Она уж полчаса где-то шляется! Я слышала, как она ушла. Только не сразу сообразила…

И тут же снова накинулась на дочь:

– Скажешь, что ничего не слыхала?! О чем вы весь день шептались?!

У Милены дрожали губы, она не смогла выдавить ни слова. Еще секунда – и девочка расплакалась. Алла отпустила ее и прикрикнула:

– Иди ложись, и чтобы я тебя не слышала!

Милена ушла в свою комнату, шлепая босыми ногами и сотрясаясь от рыданий. Но сейчас Алла не чувствовала к ней ни капли жалости. «Сговорились!» – стучало у нее в голове. Вошел Виктор. Виду него был ошалевший – если он не высыпался, то очень туго соображал.

– Звоню в милицию? – предложил он.

Алла поджала губы и покачала головой:

– Курам на смех! Нас там уже знают. Никто не будет ее искать. Да и не надо! Захочет – сама объявится. А не захочет… Скатертью дорога! Ведь говорил мне следователь – дочь у вас взрослая, подождите немного, такой возрасту нас чаще всего сам находится. А я считала его подонком – оскорбляет мою маленькую дочурку! Какая же я была дура!

Воскресный день, всегда слишком короткий, казался бесконечным – из-за гробового молчания. Ольга не возвращалась, не звонила. Милена весь день просидела у себя на постели с какой-то книгой на коленях – чуть ли не с учебником физики. Было ясно, что она не читает. Мать с ней не разговаривала. Она сходила на рынок, закупила продукты, разморозила холодильник, приготовила обед на два дня вперед. Виктор занимался со своими учениками. Все делали вид, что ничего не произошло. Единственным, что предприняла Алла, был обыск в комнате дочерей. Ничего не объясняя Милене, женщина перерыла шкаф с вещами старшей дочери, обшарила ее ящик в письменном столе. Даже постель разворошила. Девочка ничего не спрашивала. Она сидела, уставившись в учебник и делала вид, что ничего не замечает. Закончив обыск, Алла все так же молча покинула комнату. Она не нашла ничего подозрительного. Никаких денег, ничего ценного. Даже любимый Ольгин плейер лежал на письменном столе. Она заметила только, что, убегая ночью, Ольга прихватила с собой свою черную кожаную сумку. А надела, судя по всему, зеленый мохеровый свитер, джинсы и кроссовки. Больше ничего из ее вещей не пропало. Велосипед тоже был на месте.

Также Алла проверила собственный кошелек. Как она ни пересчитывала наличность – все равно получалось, что отсюда Ольга денег не брала. У Виктора тоже ничего не пропало.

– Она ушла без денег, – сделала вывод Алла. – Среди ночи. Все ясно – у нее завелся поклонник, к нему она и отправилась.

– Ты все еще не хочешь обратиться в милицию? – тревожно спрашивал Виктор. На этот раз он беспокоился сильнее, чем жена. В первый раз, когда исчезла Ольга, все было наоборот.

– Не хочу позориться! – отрезала Алла. – Господи, как хорошо, что мы не успели напечатать ее снимок в газете! Сколько людей ждут очереди, у скольких действительно пропали дети! А наша… Да пусть шляется где угодно, я больше за нее не отвечаю!

В это воскресенье Измайловский парк был буквально переполнен. Впервые за последнюю неделю выдался солнечный день, и люди ринулись на природу наверстывать упущенное. Михаила эта толпа раздражала. Куда бы он ни повернул – везде народное гулянье. И чем ближе к вечеру, тем больше народу. Кое-где уже начались танцы.

Он шел своим обычным маршрутом. От станции метро «Измайловская», через сырую рощицу, и дальше – по широким асфальтовым дорожкам, через луг, мимо первого пруда, второго, третьего… На волейбольной площадке было не протолкнуться – играли по очереди четыре команды. Турники на берегу дальнего озера оккупировали обнаженные по пояс парни – они отжимались, громко хекали, кто-то крутил «солнышко» с таким усердием, что дряхлый турник ходил ходуном… Михаил шел по берегу, то и дело натыкаясь на загорающие парочки. Отовсюду доносилась музыка. Бурый спаниель кругами плавал в озере и радостно лаял на ребенка в красной кепочке, который бросал ему палку. На другом берегу уже поднимался дым костра – скоро запахнет шашлыком. Обычное московское воскресенье. И почему сегодня его все это раздражало? Михаил сам себе удивлялся. «Если хотел уединения – пришел бы сюда в шесть утра. Красота, тишина, птички…»