Алла согласилась, что провериться дочери необходимо. Но какие условия она могла ей ставить? Женщина и сама себе не признавалась, что начинает бояться Ольги. Это было невероятно – бояться собственной дочери – старшей, любимой… И все-таки у нее не исчезало ощущение, что в доме поселилась незнакомка. Из головы не выходило вчерашнее признание мужа. Этот бесстыдный шантаж… Может, Виктор и не смог стать ей настоящим отцом. Но такого оскорбления, во всяком случае, не заслужил.

Вечером Алла снова попробовала нажать на дочь. Она буквально загнала Ольгу в угол – та опять сидела на своей постели, заткнув уши наушниками, грызла яблоко. Алла вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

– Выключи музыку. – Она сопроводила свои слова пояснительным жестом.

Ольга поняла и вынула наушники:

– Что, мам?

– Ты должна показаться врачу.

Та смотрела на нее непонимающе, потом нахмурилась:

– Я здорова. Подумаешь, похудела.

– Не заговаривай мне зубы. Где ты так похудела? Что – Москва на осадном положении? С хлебом проблемы? Деньги у тебя при себе были?

– Были, – согласилась дочь. – Но в лесу булочных пока не построили. А если ты боишься энцефалита, то я тебе клянусь – клещи ко мне не цеплялись!

– Ни в каком лесу ты не была!

И мать выложила дочери все, что угадала по ее одежде. В заключение добавила:

– Боюсь, к тебе цеплялся кто-то покрупнее клеща!

Она и сама не думала, что решится на такой прямой намек. Ольга, казалось, ушам своим не поверила. Она смотрела на мать расширенными, изумленными глазами. Этот горестный взгляд – взгляд несправедливо обиженного ребенка – так часто выбивал оружие из рук Аллы! И всегда, сколько ей помнилось, Ольге удавалось избежать наказания, что бы она ни сотворила. Милену, случалось, шлепал отец – но та и не умела делать такие святые глаза. А кто бы решился бить Ольгу? Виктору вовсе не улыбалась роль жестокого отчима, и получалось, что с родной дочерью он бывал куда строже, чем с приемной.

– Завтра ты пойдешь со мной в больницу и сдашь все анализы, – жестко сказала Алла.

– Нет, – просто ответила дочь.

– Я сказала…

Но Ольга не дала ей договорить. Она вскочила и отшвырнула недоеденное яблоко:

– Я тоже все сказала! Не позволю, чтобы на мне ставили опыты, я не кролик!

– Дрянь!

Она впервые ударила дочь. Рука сама поднялась и со звоном отлетела от Ольгиной щеки. Девушка покачнулась и медленно подняла ладонь, будто защищаясь. Щека у нее мгновенно покраснела.

– Ты скажешь правду? – сипло спросила Алла.

Дочь молчала. Наконец, опустив руку, рассчитанно-медленно произнесла:

– Ну вот, лиха беда начало. Теперь ты будешь меня бить.

В тот вечер они больше не разговаривали. Ольга сидела у себя в комнате и даже к ужину не вышла. Виктор сообщил жене, что весь день не спускал с Ольги глаз. Конечно, ему приходилось сидеть у себя с учениками, но он перенес телефон в большую комнату и уверен – Ольга даже не звонила никому. Зато он сам позвонил в милицию и попросил больше не искать падчерицу.

– Так что дело закрыто.

Алла кивнула. Она и слушала, и не слышала. Ее рука до сих пор горела от удара – ладонь даже слегка вспухла. «Господи, как хорошо, что Милена всего этого не видит! – думала она. – Радуется, что сестра вернулась… А как и что – не знает. Но что же мне теперь делать? Не могу же я поселить их в одной комнате! Милена – еще ребенок, а эта… Эта…» Слово, которое мелькнуло у нее в голове, испугало ее. Так она никогда о дочери не думала.

На другой день, в субботу, Алла работала до часу. У нее пропало всякое желание ходить на работу – впервые в жизни. Сегодня все, будто сговорились, стали вытягивать из нее подробности. И никто не верил истории, которую она передавала со слов дочери. Правда, вслух никто своих сомнений не высказывал, но это и так было видно. Только подруга выразилась без обиняков.