И, увидев яростные и растерянные глаза жены, холодно пояснил:

– Если уж делать предположения, то самые смелые. Педофилов сколько угодно. Где гарантия, что он тот, за кого себя выдает? Может, он просто желает втереться в семью? Учти, если он еще раз позвонит или явится сюда – я спуску ему не дам! В конце концов, я имею право защищать свою семью!

– Болван! – выкрикнула Алла. – Это он педофил?! Выдумываешь бог знает что, чтобы прикрыть свои грешки! Я желаю знать, почему ты мне ничего не сказал про Ольгу! Пока я этого не узнаю – разговаривать с тобой не буду, и Милену ты не увидишь!

Эта угроза вырвалась у нее совершенно неожиданно. Она ведь вовсе не собиралась заниматься шантажом. Но на мужа это произвело сильное впечатление. Он явно растерялся. Все, что он смог сделать, – это попросить говорить потише. Ведь Ольга устала, наверняка она спит.

Больше Алла к нему не обращалась. Она сосредоточилась на бульоне. Когда он был готов, она налила его в глубокую керамическую миску, приправила зеленью, положила туда кусок курицы, отрезала хлеба и отправилась с подносом в «детскую» комнату. Ольга, вопреки прогнозам, не спала. Она лежала, заткнув уши наушниками плейера и глядя в потолок. Увидев мать, девушка выключила плейер и села.

– О, роскошно! Я опять умираю от голода!

Она набросилась на бульон, обжигаясь и содрогаясь от жадности. У Аллы не хватало мужества на это смотреть. Она присела на постель Милены и поправила подушку. Закрыла глаза. Голова шла кругом. Что теперь делать? Как держаться с мужем, с дочерью? Она слушала скрежет ложки о миску и думала о том, что Ольга обманывает ее. Конечно, обманывает. Но как вытянуть правду? Старшая дочка с детства научилась прикрываться своими болезнями от неизбежного наказания. Она часто болела и хулиганила, пока росла. И только в последние годы с ней не стало никаких хлопот – всем на удивление. «Она доставляла так мало хлопот, что я совсем ее забросила, – покаянно думала Алла. – И вот – пожалуйста! Сижу в одной комнате с незнакомкой и совершенно не знаю, как с ней говорить… Да и стоит ли говорить? Правды она не скажет…»

Но отказаться хотя бы от попытки она не могла. Взглянула на дочь – та возилась с куриным крылом.

– Ну, хорошо, вы заблудились в лесу и бродили там четыре дня, – ровным, преувеличенно спокойным тоном заговорила Алла. – Но где ты была четырнадцатого и пятнадцатого? Только не ври про театр. Там мы уже все выяснили.

– У подружки, – подняла глаза Ольга. – Я же сказала тебе! Ну, ма, как ты не можешь понять! Конечно, мне хотелось посмотреть спектакль! И я его смотрела. А то, что меня в зале не видели, – не моя вина. Там было много народу.

– Ну а зачем было врать, что ты играешь главную роль?!

– А что, я должна была сказать, что меня попросили убраться? – вежливо и зло переспросила Ольга. – Я не хотела, чтобы ты считала меня ничтожеством. Вот и скрывала. Я решила тебе наврать, ну что поделаешь? Я хотела, чтобы вы все мною гордились… Теперь ты понимаешь, почему я запретила вам приходить на премьеру? – умильно спросила девушка. – А ты еще обижалась! Теперь не обижаешься?

Да, это объяснение было похоже на правду – Алла не могла не признать. Обостренное самолюбие, амбиции, тщеславие – все это она часто замечала в старшей дочери. Но думала, что эти качества помогут ей выбиться в люди. Тем более что та работала над собой… Или создавала видимость работы?! Эта мысль окончательно подкосила женщину. Как она радовалась, что дочь увлекается театром! Ольга приходила домой возбужденная, с блестящими глазами, рассказывала о своих очередных успехах… С тех пор как она стала посещать студию, у нее даже характер улучшился. Она сделалась более уступчивой. Перестала раздражаться по мелочам. Казалось, она быстро повзрослела, стала какой-то мудрой. И как теперь все это объяснить, если она не посещала студию?