В НКИД, впрочем, понимали, что в польском официальном документе не может содержаться обещания оказать нажим на прессу. Поэтому на основании решения Политбюро член Коллегии НКИД Стомоняков дал полпреду дополнительное указание заявить протест министру иностранных дел Польши Залескому по поводу инсинуаций в печати и потребовать их опровержения. Однако в течение 5–7 июня Антонов-Овсеенко не смог увидеть Залеского (вначале из-за его болезни, затем из-за праздника Троицы и приезда в Варшаву министра иностранных дел Италии Гранди). В связи с этим в Москве (не позднее 7 июня) было решено опубликовать Ноту Правительства СССР от 31 мая[599], что мотивировалось необходимостью «скорее разоблачить публично это выступление [в «Kurier Illustrowany Codzienny». – Авт.] ввиду возможности продолжения провокации с польской стороны»[600]. Полпред, однако, придерживался мнения, что «с опубликованием следовало погодить до выяснения результатов» предписанного НКИД демарша[601].
Действительно, «выпады» по этому поводу в польской прессе прекратились сразу после вручения советской ноты от 31 мая, до ее опубликования и устного протеста полпредства в МИД Польши. Вслед за этим польские власти публично опровергли предположения о провокационном характере покушения 26 апреля[602], Стомоняков, однако, не согласился с предложением полпреда прекратить кампанию в советской прессе и лишь сожалел, что из-за проходящего XVI съезда ВКП(б), НКИД не удается «заставить нашу печать уделять должное внимание этому вопросу»[603].
К середине июля виновник покушения был идентифицирован, разыскан и по польскому обращению арестован югославскими властями, которые передали его Польше. В апреле 1931 г. в Варшаве состоялся судебный процесс, признавший Яна Полянского виновным в инкриминируемом ему преступлении.
Вторая часть решения Политбюро, согласно докладывавшему на его заседании Б.С. Стомонякову, «явилась результатом появления в газете «Дiло» [орган ЦК Украинского Национально-Демократического Объединения. – Авт.] письма тов. Лапчинского, которое он на бланке консульства разослал западно-украинским деятелям в связи с процессом Ефремова[604]. Рассылка подобного письма без разрешения НКИД и даже без уведомления и разрешения полпреда и украинского советника является не только нарушением элементарной служебной дисциплины, но и проявлением такого отсутствия политического такта и выдержки, которого мы не предполагали у тов. Лапчинского. Излишне говорить, что вред от такого самочинного действия особенно велик в настоящее время, при особо напряженном состоянии наших отношений с Польшей». Полпреду поручалось немедленного откомандировать экс-консула и предложить «представить в НКИД объяснения своих действий»[605]. Письмо Лапчинского было опубликовано западно-украинской печатью 20 мая.
2 июня полпредство передало МИД Польши ноту об отозвании Лапчинского в расчете на то, что «наше быстрое и отчетливое реагирование на недопустимую акцию нашего консула произведет должное впечатление, как доказательство нашей полной лояльности в отношении Польши»[606]. Наряду с политико-дипломатической подоплекой решения Политбюро, в нем проявилось стремление НКИД взять реванш за поражение, которое потерпела его попытка упразднить представительство УССР в Польше и подчинить центральному аппарату НКИД СССР всех советских политических работников за рубежом