Основные работы: «Социология права» (1972), «Социологическое просвещение» (1975–1995), «Правовая система и правовая догматика» (1974), «Функция религии» (1977), «Любовь как страсть» (1982), «Общественная структура и семантика» (1980–1995), «Социальные системы» (1984). Чувствуя наступление болезни, в последние годы интенсивно работал над обобщающими произведениями, среди которых главное – «Общество общества» (1997, 2 т.), поддерживал активные научные контакты.

Публикуемый текст представляет краткое изложение взглядов Лумана на общество, фундированное глубоким знанием предшествующих социально-философских традиций.

Социология испытывает трудности с определением единства своего объекта. <…> Первоначально этому могли найтись исторические причины. Когда социология начала учреждаться как академическая дисциплина в конце XIX в., концепт общества уже был доступен, но он носил печать своей собственной истории и поэтому был проблематичным. Либо концепт функционировал как компонент различения: государства и общества или общества и общности. Либо же его использовали не по назначению ради политических идей и, как следствие, идеологически оспаривали. Если не следовать «формальной социологии», полностью обходясь без термина, то в таком случае концепту необходимо было придать точность по отношению к его же собственной теории. Этого, однако, так никогда и не удалось сделать. <…> Я бы хотел обозначить три наиболее важных современных препятствия на пути определения концепта общества:

Первое касается предположения о том, что общество состоит из людей или из отношений между людьми. Я называю это гуманистическим предубеждением. Но как его следует понимать? Состоит ли общество из рук и ног, мыслей и энзимов? Стрижет ли парикмахер волосы общества? Нужен ли обществу иногда инсулин? Какой вид операций характеризует общество, если химия клетки настолько же является частью общества, что и алхимия подавления бессознательного? Очевидно, гуманист намеренно придерживается концептуальной неясности. Тогда необходимо задать вопрос: почему? Сам теоретик становится пациентом.

Второе предубеждение, блокирующее развитие концепта, состоит в презумпции территориальной многочисленности обществ. Китай – это одно, Бразилия – другое, Парагвай – одно, а Уругвай, следовательно, – опять другое. Все попытки точного размежевания оказались несостоятельными, опирались ли они на государственную организацию или на язык, культуру, традицию. Конечно, между жизненными условиями на этих территориях существуют очевидные различия, но эти различия необходимо объяснять как различия внутри общества, а не предполагать как различия между обществами. Или социология хочет позволить географии разрешить свою центральную проблему?

Третье предубеждение имеет эпистемологическую природу. Это результат различения между субъектом и объектом. Только субъекты обладают привилегией самореференции – отсылки к самому себе. А объекты таковы, каковыми они являются. Общество, однако, – и это достаточно очевидно – является описывающим самого себя объектом. Теории общества суть теории в обществе и об обществе. Если это эпистемологически некорректно, то не может быть адекватного концепта общества. <…>

Попытки решить данную проблему средствами микроэмпирического исследования, определенно, недостаточны. Недостаточны и другие попытки, например во Франкфуртской школе, культивировать страх контакта, упорствовать в решительной покорности или нападать на каждого, кто не верит в утопию нормативно требуемой рациональности. Эта проблема является, скорее, проблемой замысла теории. Достижения в меж – и трансдисциплинарных полях, таких как науки о познании или кибернетика, теория систем, теория эволюции, теория информации, предлагают достаточные стимулы для того, чтобы сделать подобную попытку стоящей.