Сергей Сергеевич двумя руками схватился за голову, как будто она внезапно заболела у него.

– Как тебя зовут? Забыл.

– Надя.

– Надя, иди за дверью подожди, сейчас решим что-нибудь!

Я вышла из помещения для пятиминуток. Сердце колотилось бешено, так же, как сегодня утром, когда Андрей решил досконально изучить мое тело. Все. Полностью. По миллиметрам. Настойчиво и глубоко. Я блаженствовала, ощущая его ритмичную нежность. Мои виски стучали от радужного предвкушения. Я хватала губами губы Андрея. Его вздохи. Его запахи. Взрываясь от невыносимого наслаждения, я судорожно цеплялась за простыню, за плечи, за бедра, за волосы Андрея. И в этой точке бешеного оргазма я любила Андрея. Ровно шестнадцать секунд. Может, меньше.

***

Мы познакомились с Андреем все в том же магазине, где я работала продавцом, а он грузчиком. Я бы никогда не заметила его, не обратила внимания, если бы не наши постоянные соприкосновения в рабочее время. Когда он передавал мне коробку. Или когда помогал выставлять товар на полки. Эти соприкосновения длились гораздо дольше, чем того требовал момент, и это вынужденное затяжное касание раздражало меня. Я стала наблюдать за ним, когда оставалось свободное время. Я стала пытаться заговорить с ним.

– Андрей, ты пробовал новую тушенку?

Андрей, покрываясь пятнами от смущения, робко отвечал мне:

– Нет. Я ем то, что мать приготовит.

– Ты с матерью живешь?

– Да.

– А отец?

– Умер давно.

– Мне жаль..

– Мне тоже.

Постепенно Андрей стал моей тенью в магазине. Он, молча, следовал за мной попятам. Он всегда оставался рядом. Его рабочая смена длилась до пяти часов, но у него вдруг появлялись неотложные обязательства в магазине: то товар переставить срочно понадобилось, то коробки разобрать, то просто посидеть – «че дома-то делать». Однажды Андрей не вышел на работу, и я позвонила ему. Я настолько привыкла к его постоянному присутствию, что до звонка искала все утро и никак не могла найти себе место в магазине.

– Привет! Андрей, что случилось? Почему ты не на работе?

– Привет. Я заболел. Температура 39 и 3. Недельку дома побуду. Полечусь. Мать настаивает.

– Мм. Конечно. Выздоравливай, – я положила трубку и посмотрела в окно.

Мы постоянно живем в касательном движении. Мы касаемся разных предметов и встречных прохожих. Мы касаемся воздуха, воды, чьей-то улыбки, постороннего взгляда. И в этих бесконечных соприкосновениях мы абсолютно забываем о том, как они важны для нас, потому что они постоянны. Они всегда с нами. А если их забрать? Если забрать у нас эти постоянные соприкосновения. Что тогда останется нам?

Через два дня я снова позвонила Андрею.

– Привет. Можно тебя проведывать?

– Конечно. Я и сам.. – Андрей замолчал.

– Завтра после обеда зайду.

Задвинутые шторы в квартире Андрея создавали приятный и прохладный полумрак. За ними светило солнце, и пылало душное лето. Перешагнув порог, я как будто попала в другое измерение, пропахшее уютным и тихим бергамотом. С моей руки свисал пакет с яблоками, который я протянула Андрею.

– Витами.., – я не закончила предложение. Андрей забрал пакет, положил его на высокую обувницу, стоящую в коридоре, и бережно взял мое лицо в свои руки.

– Я ждал тебя, – его губы нежно коснулись моей щеки.

– А где.., – мое тело всколыхнулась от этой нежности, и я невольно подалась на встречу Андрею, ища его губы.

– На работе, – он жадно обнял меня, вдыхая мои волосы.

– Андрей.., – мое желание почувствовать на всем теле его прикосновения хриплым выдохом попало в его шею.

– У меня есть моя комната. Я хочу тебе ее показать..

***

Завернувшись в цветную простынь, я внимательно следила за тем, как Андрей жарит лососевые молоки. Он, нацепив на бедра, фартук, ловко и аккуратно обваливал их в муке и кидал на сковороду с кипящим маслом.