Когда месяц назад один из стражников Башни Молчания передал монаху «послание от друзей», заодно признавшись, что исповедует христианство и почитает его за святого, черноризник удивился. Не меньше он недоумевал, когда в темнице рядом с ним оказалось совсем юное создание, девушка с огромными словно озера глазами, из которых горел свет и в которой чувствовался стержень, несвойственный простолюдинкам.

Ему все два года заточения не давали ничего, кроме воды, похлебки из костей и корки хлеба два раза в день. А тут, на тебе: и рис, и жареные голуби, и лепешки, и сыр… И все какой-то незнатной узнице, неспелой словно кислая слива? Фотий должен был докопаться до правды, ведь здесь хватало времени на молчание и размышления, на молитвы и воспоминания, почему бы не посвятить несколько часов досужим разговорам с сокамерницей, ведь жизнь посылает знакомства либо для счастья, либо для приобретения мудрости.

– Я царевна… – не скрываясь, ответила девушка.

– Так уж и царевна? – сыграл недоверие монах, хотя его жизненного опыта хватило бы с лихвой, чтобы отличить ложь от правды.

– Да, царевна, а ты кто?

– А я монах, гнию здесь за веру и неосторожную проповедь.

– И в кого же ты веришь? – смерила царевна монаха оценивающим взглядом. Старик, пожалуй, был еще худее нее, он бы истлел до основания, так ей, по крайней мере, показалось, если б она его не решила подкармливать. Она делала это молча, целую неделю, в благодарность он и заговорил. Так она считала.

– В единого Бога, в сына его Иисуса, в святой дух, а не в идолов, как русичи, и не в Мамону, как фарисеи, подобные нашему тюремщику Иосифу.

– Он приказал убить моего наставника. И хазары ответят за это, и за то, что разъединили мой народ. Мой великий дед, я внучка его брата, булгарский царь Борис тоже принял твою веру, это ведь вера ромеев. Только это не помогло ему! И теперь меня хотят отдать в заложницы перемирия в Константинополь. Я залог мира…

– Ах вот как, ты внучатая племянница святого царя. Он спас многих, таких как я, в Моравии, и позволил нести свет язычникам, и не пощадил собственного сына, который пошел против веры. Сам же ушел в монастырь, и теперь царь булгар другой его сын Симеон. Такой же праведный, как его отец.

– Это мой брат, но я его никогда не видела, правду говорят, что он очень могучий? Он вызволит меня отсюда…

– Он могучий, но он в состоянии войны с Византией, а Византия союзница Хазарии… Поэтому, наверное, ты здесь. В «Террариуме»… И живешь в соседстве со змеями. Но тебя при этом кормят намного лучше пресмыкающихся и стариков.

Девушка оценила шутку, но лишь снисходительно улыбнулась, посчитав смех в тюрьме недопустимой роскошью.

– Мне теперь ясно, почему тебя так берегут и так кормят, – продолжил Фотий, – Иосиф своего не упустит, он продаст тебя византийцам, и тогда император потребует у царя булгар другую заложницу, например его сестру. Уверен, что тебя царь Симеон даже не помнит, с сестрой ему будет расстаться гораздо тяжелее.

– То есть я не смогу помочь царю? Я не смогу стать заложницей? – едва не заплакала царевна.

– Не всегда, чтобы помочь надо стать заложником. Иногда став заложником, человек утрачивает возможность чем-либо помочь. Человек всегда сильнее, когда свободен. Возможно, ты принесешь своему дяде гораздо больше пользы на свободе, чем оставшись в плену у союзников его врагов. Сегодня мы выйдем из этой тюрьмы на волю, а там посмотрим, что принесет нам грядущее.

– Но как? Как мы отсюда выйдем? – не поверила царевна.

– Оказывается есть способ, я и сам не верил… И есть люди, готовые нас вызволить. Для меня это было откровением, но молитва была услышана. Ночью за нами придут… Кстати, ты не сказала мне свое имя.