Но в X веке никто на Руси любовью ко Христу воспылать ещё не успел, соответственно, на почве ненависти к убийцам Христа никакая антипатия к «избранным» у славян не могла возникнуть, к тому же, как мы выяснили, в X в. Киев был полон евреями, основателями города! И кого там было больше – славян или евреев – это ещё надо разобраться.
Таким образом летописная оговорка про то, что с иудаизмом даже и не собирались более досконально разбираться, однозначно свидетельствует, что описание христианизации страны было введено в Национальную летопись задним числом и только в тот момент, когда на Руси устоялась версия о убийстве Христа руками евреев, отражённая в Царь-книге. То есть не ранее XV в. (впервые появилась бумага), но не позднее века XVII-го (начались происки Романовых и Никона по усилению иудо-производной в христианской вере). Не так ли?
Наконец, в-третьих. Зачем кого-либо было посылать изучать католическую практику в Рим, если соседняя Чехия уж как с 894 года проповедовала римскую версию христианства, а Польша – с 966-го. Вот и посоветовались бы с братьями-славянами, пообщавшись, кстати, на практически едином тогда языке. Или же Киев уже успел к концу X в. со всеми соседями перессориться? Или же город и не был славянским вовсе?
Магнаты восхотели веры Христовой. Но опять не сложилось
В итоге, заслушав информацию от удивительно быстро возвратившихся из дальних стран засланцев, Десятибоярщина возопила: «аще бы не преудивлена была вера Греческая, не бы прияла баба твоя Олга, яже бе мудрейши всех человек». То есть: княгиня Ольга была бы дурёхой, не прими она православия, значит и тебе, княже, судьба принять эту веру.
На что князь ответил мгновенно и по-американски конкретно спросив своё олигархьё:
– Где примем крещение?
– А где тебе любо!
Так, в 987 году свершилась вторая итерация обмана: пообещал, но веру реально не поменял.
Ибо оказалось, что князю «любо было» нигде.
Владимир. Рейдерские ходки. Продолжение
Дальше начинается уже даже не цирк! Это шабаш сценарной глупофилии!
В лето 6496 (988)
В тот год, наверное, в пику своей предрасположенности к учению, которое ему изложил греческий философ, Владимир идёт грабить земли, принадлежащие тогда носителям этого учения (садомазохизм какой-то!). Он идёт в Крым, к городу-крепости Корсунь, к центру христианства на полуострове. При этом каменный храм св. Иакова внутри крепости к тому времени уже стоял, в базилике говорили по-русски, а богослужебные книги конечно же (кто-бы сомневался!) были в переводе именно Кирилла и Мефодия! При этом название церкви нам известно из фразы «крести его епископ Корсунский с презвиторы царициными в церкви святаго Иакова в Корсуне», но непонятно имени какого Иакова – того, который патриарх Иаков-Израиль в Торе, или того, которого в Испании зовут Сантьяго (скорее, св. Яго от Шекспира), или какого-то их двух апостолов – Зеведеева или Алфеева? Определить удастся вряд ли.
Иначе говоря, языческий (или уже полу-языческий) князь идёт грабить христиан потому, что воспылал идеей греческого философа о православии, и которое он практически уже поклялся принять. – Не так ли?
При этом, про договор своего отца с греками, по которому Киев обязался не трогать крымские владения Царьграда, Владимир «забывает» напрочь. – Конечно же не Владимир забывает, а сценарист-летописец, который не мог одновременно удержать в голове и пары страниц текста!
Однако крепость оказывается для Владимира неприступной. Замечу – уже во второй раз он беспомощно разводит руками! То он, не в способности взять Киев подлостью выманил из города своего брата, то, вот теперь, в 988 году также поступает и при взятии Корсуни – подленько!