В чёрном-чёрном коридоре был чёрный-чёрный кабинет. В этом чёрном-чёрном кабинете сидит чёртов первый министр. Как вытащит он из чёрного-чёрного ящика чёрного стола чёрную-чёрную бумагу и как рявкнет: «Аврора! Ты депортирована!»

С такими невесёлыми мыслями я поднималась на пятый этаж.

И коридор был вовсе не чёрным, а светлым, просторным.

И кабинеты тут такие роскошные, стильные, что короли могут рыдать от зависти.

Итак, табличка.

«Первый министр по делам переселенцев из других миров Оливер Ханс».

Вот он, вход в Ад.

Постучала из вежливости в полированную дверь, выполненную из дорогого дерева, и получила недовольный ответ:

– Входите!

Толкнула дверь и вошла.

Здесь было ещё лучше, чем у чиновников этажами ниже.

Да-да, в МММ я когда-то часто бывала. Это когда я обивала пороги их кабинетов и позволяла инспекторам вёдрами пить свою кровь и наматывать мои нервы как спагетти на их бюрократичность.

Несмотря на роскошную обстановку в кабинете первого министра по миграционным делам пахло бумагой, пылью и тем самым непередаваемым запахом, который сопровождает любую государственную контору.

Оливер Ханс.

Строгий мужчина в дорогом, но плохо сидящем костюме; с толстым носом картошкой; тонким, словно нитка, ртом; огромными навыкате водянистыми глазами; и тремя чёрными волосинками, которыми он пытался прикрыть блестящую лысину, взирал на вошедшую меня таким взглядом, будто я уже где-то успела перейти ему дорогу, и испортить настроение до конца его жизни.

______________________

* «Tout va très bien, Madame la Marquise», 1935 (Прим. Автора)

* * *

– АВРОРА —

– Здравствуйте, господин Ханс! – поздоровалась излишне бодро. – Я, Аврора Даль. Вы вызвали меня по поводу…

Но меня грубо перебили.

– Я в курсе для чего вас вызвал.

Мужчина откинулся в кресле и кивком головы указал мне на неудобное жёсткое кресло напротив его стола.

Пришлось опуститься на твёрдую поверхность и замереть, ожидая приговора, или что там придумал этот проклятый министр.

– Так-так-так… Аврора Даль… – проговорил он, открывая моё личное дело.

У меня даже глаза округлились.

Значит, всё настолько серьёзно?

Вон, даже папка с моим личным делом перед ним уже лежала.

– Цветочница, значит…

Я нервно сглотнула и сдавленно выдавила из себя:

– Д-да. Я люблю растения. А они отвечают мне… взаимностью… У меня лавка… цветов.

Я тут же заткнулась, так как мой взгляд наткнулся на стеллаж, где среди книг и пухлых папок, стояли два пузатых потрескавшихся и запылившихся горшка. В них лет сто назад засохли цветы. Наверное, это были красивые растения.

В общем, прелестно.

Этот Оливер Ханс мало того, что внешне неприятен, так он ещё и к цветам равнодушен.

Мужчина никак не отреагировал на мои слова.

Он долго вчитывался в строчки моего дела.

Что же там написано?

А вдруг там какие-то жалобы?

Надуманные доносы и прочая чушь?

Как тяжело просто сидеть и ждать объяснений!

Медленно текли секунды, ввергая меня в истинный кошмар ожидания.

Я сидела на жёстком, чертовски неудобном кресле и боялась даже шевельнуться.

И вдруг, министр неожиданно захлопнул папку с моим делом и небрежно отбросил его на приставной стол, заваленный кипой бумаг и папок.

От неожиданности и напряжения я вздрогнула, что не укрылось от мужчины. На его тонких губах заиграла нехорошая улыбочка.

Он сцепил толстые как сардельки пальцы в замок и, наконец, ввёл меня в курс дела:

– Итак, госпожа Даль. Дела такие. Наш король Его Величество Рональд Третий в тяжёлом состоянии. Лекари предрекают его скорейшую кончину.

От удивления я даже рот приоткрыла.

Я думала, мы будем мою судьбу обсуждать, а не монарха.

Так, стоп. А при чём тут умирающий король и я?