– Влад, – я окликаю его, когда он почти уходит. – Мы будем жить здесь?

– Недели две точно, там посмотрим. Но завтра мы поедем в центр.

– Вместе?

– Да, я хочу познакомить тебя с некоторыми людьми.

– По-твоему, я готова? Не боишься, что я всё испорчу?

– Тебе не на пользу замкнутое пространство. Ты становишься нервной.

– Ты реально думаешь, что дело в замкнутом пространстве?

– А ты думаешь, дело во мне? – его жесткие губы кривятся в легкой усмешке. – Спи. Я утром разбужу тебя и буду чертовски благодарен, если ты не заорешь, увидев меня.

Я не кричу утром, хотя Влад просыпается раньше меня. Я слышу его шаги, а потом чувствую, как горячие пальцы накрывают мое запястье. Бестужев требовательно проводит по коже и нисколько не смущается, когда я открываю глаза. Он вообще не умеет смущаться, зачем ему такая глупость?

Еще он не умеет сопереживать, слушать, тонко чувствовать. Ему как будто досталось бракованное сердце, которое не знает половины чувств. У него много денег, но его палитра переживаний крайне бедна. Он то ли родился бесчувственным, то ли испортился от власти, то ли ожесточился…

Так, Лена, стоп!

Еще начни жалеть его. Копаться в его прошлом, чтобы найти причины.

Я вчера так перепугалась, что чувствую идиотскую благодарность за то, что мне дали поспать одной в кровати. Как же глупо устроена моя психика! Или это мой вечный придурошный оптимизм? Даже в самой скверной ситуации мне надо найти что-то хорошее – мою же блузку только надорвали, а не сорвали полностью. Уже победа. Значит вечер сложился сносно и можно не отчаиваться. А в Бестужеве так вовсе разглядеть человека, да?

Нет, он дикарь и точка. Для него я всего лишь вещь, которая приглянулась и которую он притащил к себе в пещеру.

– Любишь спать в одежде?

Влад указывает подбородком на мою блузку. Я закуталась в нее в два слоя и завернулась в одеяло, как в кокон, чтобы не дать Бестужеву даже малейший повод.

Он же стоит передо мной в одних джинсах, которые к тому же не застегнуты на две верхние пуговицы. Он явно только из душа, короткие волосы блестят от влаги и кажутся черными, как смола, а через плечо переброшено махровое полотенце. Тоже черное.

– Люблю просыпаться в одиночестве, – бурчу, отбрасывая одеяло, чтобы спуститься на пол.

Бестужев подхватывает край и помогает мне выпутаться. Я переборщила с коконом, даже спина вспотела.

– А еще что любишь? – спрашивает он.

Он что ищет точки соприкосновения?

Я вот не хочу ни с кем соприкасаться, если честно.

– Еще я люблю свою квартиру…

– Тесноту? – он подшучивает.

– Она у меня уютная, а не тесная. Необязательно иметь аэродром вместо спальни, чтобы радоваться жизни.

– Значит любишь уют.

– Да, здесь им кстати не пахнет.

Я киваю в сторону бетонной стенки, которая выглядит так, будто каменная порода проросла прямо из пола.

– Хочешь переделать дом? – Бестужев играет расслабленными интонациями, от которых веет мужской непоколебимой самоуверенностью. – Что именно тебе не нравится?

– Я же уже показала.

– Стена? – Влад бросает на нее долгий взгляд. – Можно снести к черту, прорубить окно или балкон…

– Можно поклеить обои, – я предлагаю более мирный вариант. – Розовые, например, в ромбик.

Он усмехается.

– Я так понимаю, ты проснулся в хорошем настроении.

– Да, я выспался.

Он протягивает мне руку, чтобы помочь встать. Я смотрю на его широченную ладонь и сомневаюсь. Мне не хочется касаться его, особенно, когда он так доволен собой. Я поднимаюсь самостоятельно, но обойти Влада не получается. Он поворачивает корпус вслед за мной и кладет ладонь, от которой я отказалась, на мое плечо.

– Чего ты добиваешься, малышка?