– Те же яйца, только в профиль, – усмехнулся Слава. – 99/1. Централ такой же замороженный, как и Лефортовский. Как звать-то?

– Леха.

– Погоняло есть? – продолжил Шер.

– Есть, – растерялся Алексей столь грубому напору стареющего мошенника. – Боксер и Космонавт.

– Давно сидишь?

– На Лефортово семь месяцев и на зоне четыре года. А вы?

Вкратце сообщив о себе, уже за чаем мы продолжали расспрос Космонавта.

– Что за беда? – поинтересовался Шер.

– Две сто пятые, ОПГ. Я кингисеппский, слышал, наверное? – надменно-гордо выразился Леха.

– Слышал-то, слышал. Только как ты успел четыре года на зоне оттянуть? Вас же еще судить не начинали?

– Да я срок по другой делюге тянул, менты ствол и героин подкинули, а сюда уже на раскрутку по Финагину привезли.

– Знаешь Финагина?

– Конечно, Сереня – кентуха мой. Вместе газовали в 90-е…

– Погоди, погоди, – перебил я Космонавта. – Это ты мусорам мел за гердос впаривал?

– Да-а, – напряженно вытянул Леха. – Откуда информация?

– Сухарь здесь сидел, рассказывал про тебя.

– Понятно, – проскрипел зубами Леха.

– Только он не говорил, что вы подельники.

– Он еще не знает, – скривился Космонавт.

– Ты тоже на 51-й? – усмехнулся Слава.

– Я? – замялся Леха. – Нет. Какой смысл? Чтоб на пэжэ заехать? Я в раскладах.

– Значит, грузишь подельников?

– Я за свое рассказываю, – недовольно рыкнул бандюган.

– Как это за свое, если у вас ОПГ? Где свое, там общее. Грузишься сам – грузишь всех, – недоуменно констатировал я.

– Со своей делюгой я сам разберусь, – ощетинился Космонавт. – Тебе что, своей мало?

– Леша, а ты масти-то какой? – вмешался Слава.

– Блатной был масти, – натужно выдавил убийца.

– Масть – не советская власть, может поменяться.

– В смысле? – рыкнул Леха.

– Где, говорю, такие погремухи заработал?

– Ну, Боксер – это я на зоне боксом конкретно занимался.

– А Космонавт? Погоняло какое-то наркоманское.

– Это точно! По воле травился, на зоне бросил.

– Долго?

– Лет десять.

– Героин – наш витамин?

– Ага. Сначала герыч только нюхал, потом по вене стал заряжать. По большому счету, тюрьма меня и спасла.

Леха, подплясывая в стойке, нервозно задвигался по хате, по ходу нанося по воздуху хуки и апперкоты. Руки у Космонавта впечатляли. Костяшки здоровенных кулаков были стесаны в кровавые мозоли.

– Что это у тебя за приемчики? – прокряхтел Шер. – Ты решил на нас жути нагнать?

– Э-э-э. Не-а, – растерянно-глупо хохотнул Космонавт. – Это – того. Тренируюсь. Того я, это, на спорте… Вы не курите?

– И ты бросишь, – ответил Слава с улыбкой отеческой заботы.

– Я сдохну без сигарет, нервничаю много. И так спать не могу. – Леха достал из кармана куртки распечатанный «Винстон».

– Только кури у тормозов, – поморщился Шер. – И проси вертухаев, чтоб вытяжку включали. А лучше всего скрути из старых газет трубу, типа дымовой, и через нее выдыхай прямо в вентиляцию.

– Давай, Слава, прекращай… В трубу… В тюрьме сидим. Сам-то понял, что сказал? – оскалился Боксер.

– Понял, чем дед бабку донял. А почему ты должен курить в ущерб нашему здоровью? – распалялся Шер.

– Ты еще запрет на куреху поставь, – рыгнул Космонавт и с зажженной сигаретой удалился на дальник.

– Черт – закатай вату, – вполголоса определил Слава. – Через неделю он сам сломится или под шконарь полезет.

– С какой стати? – засомневался я.

– Увидишь, – интригующе улыбнулся Шер, потирая руки.

Фамилия у душегуба и бывшего наркоши была подходящая – Заздравнов. Как позже выяснилось, Леша шел говорящей головой по делу кингисеппской группировки. На показаниях его и Сергея Финагина по кличке Фин крепили в том числе и Сухаря, и Алтына. Самому Космонавту предъявляли соучастие в убийстве в девяносто втором молодого дагестанца за то, что тот слишком усердно искал своего без вести пропавшего брата – коммерсанта, который трудился в подконтрольной кингисеппской братве авиатранспортной компании «Витязь». Тогда стрелял Финагин, Леша подстраховывал. Через четыре года Заздравнов грохнул в подъезде директора фирмы «Авалон-Трейд» Нидара Ахмедова. За первую мокруху Космонавт и Фин получили по «Форд-Проба», за вторую – двадцать тысяч долларов на двоих. Теперь Леху как особо ценного свидетеля прятали на «девятке».