– Интересно, – хмыкает он. – И что же, по-твоему, там написано?

– Что-то вроде: «Запрещается наносить вред как физический, так и моральный лицам женского пола вне зависимости от их возраста, социального положения и должности (в том числе классного руководителя)».

– Фу, Морозов, как это пошло – говорить о вопросах чести таким канцелярским языком! Что за бюрократия?

– Подожди-подожди! Хочешь сказать, кодекс написан белым стихом? – я прокашливаюсь и продолжаю нараспев. – Кто женщину обидит делом или словом, тот сразу будет на кол посажён.

– Да, именно «посажён», – смеётся Семён. – Вот только я не обижал её ни делом, ни словом. А то, что она сама ляпнула, какой я красавчик, это уж извините. Куда мне засунуть всю мою привлекательность?

– Сёма, – говорю я. – Ну зачем ты так?

– Да потому что хватит лезть в мою жизнь.

– Это же её работа, – пожимаю плечами я.

– Перед моими ногами весь мир, а они хотят, чтобы я факультет выбирал.

– И что? Никуда не будешь поступать?

– Почему не буду? Наоборот. Сдам все экзамены и подам документы везде, куда смогу.

– Всё равно же придётся что-то решить. Нельзя получить всё и сразу.

– Какой ты душный, Морозов. Я хочу всё и сразу.

– Ну как скажешь, – соглашаюсь я.

– А ты сам? – спрашивает Семён.

– А я вообще ничего не хочу.

– Совсем?

– Ты можешь себе представить, что это всё скоро закончится? – я обвожу руками вокруг.

– Ты же не любишь школу.

– Да, но ты только подумай – мы с тобой десять лет каждый день сидели за одной партой.

– Ага, а до этого сидели на соседних горшках. К чему ты клонишь?

– Да ни к чему. Просто не люблю перемены.

– План с бариста вообще-то вполне себе ничего. Если тебе всё равно, чем заниматься, то почему бы не кофе.

– Спасибо, Сёма.

Его слова меня немного успокаивают. Как же меня достала эта истерия с поступлениями.

– Тебе так понравилось летом кофе варить в нашей кафешке?

– Вообще-то было неплохо.

Я вспоминаю, как мы работали на каникулах в «нашей кафешке». Конечно, никому из нас она не принадлежит, просто тётя Семёна там управляющая.

– Буду заходить к тебе за бесплатными напитками, – радуется друг.

– Ты тогда вообще взорвешься, – смеюсь я. – Буду специально для тебя заваривать ромашку.

– Ромашковый латте! Как тебе идейка?

– Может быть, – киваю я.

– Надо поторопиться, пока никто другой не догадался. Когда будешь получать орден, не забудь меня упомянуть, – Семён пускается в фантазии об инновациях в сфере напитков и даже начинает гуглить, как получить патент.

Поиграть мы так и не успеваем, так что я иду в девятую. Сажусь, как обычно, на перила спортивной площадки и жду Ксюху, погружённый в мысли о поступлении.

Хорошее место, чтобы подумать. Тут есть свой двор, похожий на сквер, а из-за лиственниц, посаженных вокруг школы, осенью земля покрывается ярко-жёлтым ковром из опавших листьев-иголок и повсюду валяются шишки. Мы с Ксюхой собирали их в прошлом году для поделок на трудах.

– Привет, Морозов, – отвлекает меня чей-то голос.

Поднимаю глаза. Передо мной стоит высокий парень в чёрной толстовке. По оранжевому мячу у него в руках догадываюсь, откуда мы знакомы.

– Привет. Макс, да? – вспоминаю я.

– Ага. Играешь в этом году? – спрашивает парень.

– Ну да.

– Ты разве не в выпускном классе был?

– Решил остаться ещё на год, чтобы вас обыграть, – говорю я.

– Надеюсь, это шутка, – улыбается Макс. – А что ты тут делаешь?

– У меня сестра учится в вашей школе. Я её встречаю.

– Какой класс?

– Второй.

– Мои в пятом и седьмом. Тоже водил их в школу, когда они были мелкие, – понимающе говорит Макс.

Киваю.

– А как ты, Морозов, научился так хорошо забивать?