Тот молча кивнул.

– Надо бы сменить обстановку…

– Андриан, а из-за чего они так повздорили, что больше не знаются? – не побоялся на сей раз полюбопытствовать слуга.

– Если честно, я и сам не знаю. Я не слышал их разговора, до того момента, как они разорались, особенно мой. Видимо, дядя ему замечание сделал, а он же не любит, чтобы его учили, а когда не может свою точку зрения разумными доводами отстоять, потому что их просто нет, начинает глоткой брать. А дядя у меня не позволит никому на себя горланить. Не думаю, что они спорили о чём-то очень важном, – орвину нечего было скрывать, – Может, и жаль, что так вышло… Он всегда хорошо к нам относился, я имею ввиду, в первую очередь, себя и Мэгги с Альфредом. По-моему, ему особенно нравился я… – это обстоятельство радовало его, – Но лично для меня самое обидное то, что с тех пор я больше не видел Рэдфилда – своего двоюродного. Даже не слышал о нём ничего. Раньше гонцы приезжали регулярно, теперь вообще не ездят. Не знаю, запретили ли Рэду писать мне, или он сам не хочет. Впрочем, он и тогда был не любитель писем, но весточки изредка присылал. Хотя уже и не важно: наверно, за десять лет он сильно изменился, – похоже, Андриан иногда всё же скучал по нему.

– А может, и вовсе не изменился. Некоторые, по-моему, вообще не меняются, – Герберт хотел ободрить орвина.

– Да уж, особенно те, кому не помешало бы измениться, – Андриан отвлёкся от воспоминаний и посмотрел вниз, на выход из башни, подумывая скатиться на щите, – Пора нам выехать за стены замка.

– Говоря об этом: я только вчера сел в седло. По-моему, ты хочешь пустить моего коня слишком быстро, – опасался слуга.

– Разумеется, мы не станем сразу пускать его в карьер. Посмотрим сначала насколько быстро ты сможешь ехать, – орвин не собирался заставлять Герберта рисковать.

– Как понимаю, ты не собираешься спрашивать разрешения на выезд.

– Нет.

– Как же мы тогда выйдем из замка с лошадьми?

– Сделаем уверенные невозмутимые лица и вперёд.

– А почему же вы с Альфредом вчера так не сделали? – слуга задавал много вопросов, отчасти потому, что Андриан располагал к беседе, отчасти, потому что пытался понять, как всё устроено в замке.

– Потому что он всегда спрашивает разрешения. Я не считаю, что это дурная черта или привычка, но то, что он и шага без позволения сделать не может – это уже слишком.

– Андриан, – Герберт вспомнил то, чему не придал вчера значения, – Ты сказал Альфреду, что тебе бывало весело промчаться с отрядом вокруг сёл…

– Да, это и вправду весело, – орвин улыбнулся.

– Так это был ты?! – слуга был поражён и возмущён, – Это совсем невесело! Я страху натерпелся, думал, на нас нападают. Андриан…

– На это и рассчитано было, – орвин заулыбался ещё больше, – Я со знаменем ехал, кто не уловил, тот сам виноват.

– Какое знамя? – Герберт не помнил, – Ты про тряпки на копьях? Да мало ли кто таких себе навешать может.

– Ох, а по снаряжению не видно, что едут риверсайдские ратники?

– Для шэлдиян незнакомых с боевым делом, все ратники выглядят одинаково: броня, копья, щиты… – заспорил слуга.

– Щиты, вот именно, – орвин поднял с пола щит, – Зелёный с листом – это наш знак.

– Ага, а если враги специально свои щиты так раскрасят, чтобы за своих приняли?

– И чтобы потом в бою запутаться кого бить.

– Чего путаться? Своих-то в лицо знать должны.

– Особенно когда лицо шлем закрывает. Чего же ты наших в лицо не узнал тогда?

– Откуда мне всех их в лицо-то знать?

– Вот и я о том же. Для того и знаки отличительные.

– Меня знакам не учили. Вот и как я мог понять, что вы – не враги? – Герберт начал не выдерживать натиска Андриана, а тот и не думал отступаться.