Николь плотно поела, выпила бокал красного вина и поднялась из-за стола.

– Если хотите, можете пройти в каминный зал, – сказал привратник. – Туда я велю принести вам чай и пирожные.

– Благодарю, – улыбнулась Николь. – Чай я выпью с удовольствием, а вот пирожные приносить не стоит.

– Воля ваша, – сказал привратник, распахивая перед Николь двери в каминный зал. Там в большом камине потрескивал огонь, отбрасывая причудливые тени на высокие массивные кресла, на овальный стеклянный стол и на стены, украшенные гобеленами. Один из них, висящий над самым камином, показался Николь знакомым.

Она подошла ближе, чтобы получше его рассмотреть. Сомнений не было – перед ней висело полотно, изображающее встречу грустной принцессы Эльзы и рыцаря Лоэнгрина.

Николь долго и внимательно разглядывала гобелен, думая о том, что и рыцаря на белом лебеде и принцессу она представляла себе по-иному и решила, что художник нарочно изобразил их не очень красивыми, чтобы показать негативное отношение и к рыцарю, и к принцессе.

– Ваш чай, – сказал слуга, поставив на стеклянный столик две золотые чашки.

– Благодарю, Гюстав, – раздался грубый мужской голос.

Николь вздрогнула и, медленно повернув голову, увидела в дальнем слабоосвещенном углу каминного зала высокий трон, на котором сидел человек в королевской мантии, подбитой мехом горностая.

– Рад видеть вас, фройлен Николь, – проговорил мужчина и поднялся ей навстречу. – Меня зовут Питер Палмер.

Мужчина сделал несколько шагов из тьмы на свет, и Николь смогла как следует разглядеть его. Сутулая фигура. Редкие, прилипшие к вискам седые волосы. Изрытое морщинами старческое лицо, бесцветные глаза, заостренный нос и тонкие синеватые губы, за которыми прятались редкие желтые зубы.

– Вы ожидали встретить в замке молодого красавца? – усмехнулся старик, видя, как побледнела Николь.

– Нет, – покачала она головой. – Я думала, что меня в замок пригласил капитан Генрих Молт – друг моих родителей. Но…

– Вы не ожидали, что ваш капитан так сильно постарел, – засмеялся Питер Палмер.

От этого смеха Николь стало холодно и жутко, а по спине побежали мурашки.

– Нам есть о чем поговорить, фройлен Николь, – неожиданно прервав смех, сказал Питер Палмер. – Берите-ка свой чай, пока он совсем не остыл, и присаживайтесь ближе к камину.

Николь выполнила его приказ, медленно опустившись в массивное кресло, которое стояло так, что нельзя было видеть собеседника.

– Вы можете любоваться игрой теней, смотреть на свечи, на картину, на пламя, на свои руки, на золотую чашку, на что пожелаете, а я постараюсь вам объяснить, цель пребывания в моем замке, – сказал Питер, усаживаясь в соседнее кресло.

– В вашем? – удивленно воскликнула Николь, надеясь, что Питер Палмер оговорился.

– Да, да в моем, вы не ослышались, – недовольно проворчал Питер.

– Но… – прошептала Николь.

– Оставьте все ваши веские доводы при себе, – повысил голос Питер Палмер. – Вы еще чересчур молоды, чтобы смотреть на мир через призму человеческого опыта и житейской мудрости. Я прошу вас выслушать меня. Выслушать спокойно без лишних вопросов и нелепых восклицаний.

– Хорошо. Простите, что рассердила вас, господин Питер, – проговорила Николь, вжавшись в кресло.

– Я пригласил вас в мой замок, фройлен Николь Эрхарт, – заговорил Питер, намеренно сделав ударение на слове «мой», – потому что мне рекомендовали вас, как прекрасного сценариста.

Николь усмехнулась, вспомнив, что она еще не приступала к дипломной работе, потому что никак не могла выбрать интересную тему для своего сценария. Все, что предлагал ей профессор, казалось каким-то неинтересным, незначительным, а ей хотелось написать что-нибудь выдающееся, чтобы у режиссеров не было сомнения, снимать фильм по ее сценарию или нет. Но для этого она должна была создать настоящий шедевр. А какой шедевр можно создать, живя в огромном мегаполисе, где все пропитано лицемерием и ложью, где даже одаренные люди со временем начинают мыслить шаблонами, подчиняясь веянию времени и неизвестно кем придуманной морали.