Мор бросил торопливый взгляд на мисс Картер, и она кивнула ему. Сегодня на ней было узкое синее шелковое платье, в котором она выглядела элегантней и женственней, чем прежде. Бросалось в глаза, что она чем-то глубоко обеспокоена. Ясно чем, догадался Мор, присутствием Бладуарда. Мор ощутил болезненный укол и с удивлением понял, что это, возможно, обыкновеннейшая ревность. Оказывается, он ждал, что она уделит его появлению куда больше внимания. Ему вновь припомнилась странная сценка на втором этаже изостудии. Он уперся взглядом в фигуру Бладуарда, все еще стоявшего спиной к собравшимся.

– Ну а теперь прошу к столу! – провозгласил Эвви. У него был сильный, проникновенный голос человека, привыкшего взывать к школьной аудитории, и поэтому в его устах любая фраза звучала как фанфары. Стол был накрыт в противоположном конце комнаты. С тех самых пор, как отсюда выехал Демойт, эта столовая-гостиная стала совсем другой. Раньше, увешанная мохнатыми ковровыми шкурами, она напоминала медвежью берлогу. Но шкуры исчезли, их сменили репродукции французских импрессионистов, и комната сделалась как будто светлее и больше.

– Мистер Бладуард, садитесь здесь, – суетился Эвви. – О, мисс Картер, вы присаживайтесь вот тут, а Билл сядет у буфета. Не поможете ли мне поставить тарелки, Билл?

Мистер Эверард искренне верил, что можно обходиться без слуг. В школе, дерзнув пойти против мнения родителей, он ввел новые правила: за завтраком ученики сами накрывают столы и сами за собой убирают, сами заправляют постели, сами чистят обувь и дважды в неделю делают влажную уборку. Ну а у себя в доме Эвви тем более мог заводить какие угодно порядки, особенно после того, как отказался пользоваться деньгами на представительские расходы, которые Демойту были назначены как часть директорского жалованья. Если не считать каких-либо особо торжественных случаев, прислуги у Эверарда за столом не было. Вот и сегодня кухарка, сочинив ряд подходящих, как она считала, закусок, удалилась незадолго до прихода гостей, и теперь Эвви предстояло все наилучшим образом расставить. У Мора полегчало на душе, когда он увидел, что сегодня закуски холодные. В приемах, устраиваемых Эвви, имелась одна положительная черта – они не тянулись слишком долго; никаких затяжных сидений со стаканчиками хереса, никаких утомительных дегустаций вин и ликеров нет, все проходило очень живо, и это радовало.

Эвви извлекал из буфета тарелки с мясом и салатами, а Мор расставлял их на столе и наливал гостям минеральную воду. Мисс Картер держалась как-то скованно. Бладуард с рассеянным видом покачивал головой туда-сюда, туда-сюда, словно ему только что эту голову установили и он проверяет, не отпадет ли она ненароком. Трудно было понять, сколько этому человеку лет. Мор предполагал, что ему лет тридцать. Если бы не некоторые странности, его даже можно было бы назвать красивым. Крупная голова с темными, прямыми, довольно длинными волосами, которые при ходьбе или в разговоре как бы оживали, широкое лицо, мощная шея, большие глаза, светящиеся, как у вышедшего на ночную охоту зверя, крупный нос. Не очень четко очерченный рот, иногда приоткрытый. Ровные белые зубы, которые, впрочем, из-за излишне толстых губ трудно было разглядеть. Улыбался он редко. Руки у него тоже были крупные, и он имел привычку жестикулировать ими. У него был какой-то дефект речи, и он маскировал его при помощи повторения одного и того же слова, что давалось ему с большим напряжением, доходящим до комизма. На лекциях Бладуарда школяров охватывал неудержимый смех, и когда это обнаружилось, то дирекция уменьшила, к огорчению Бладуарда, число его уроков – теперь он читал свою лекцию по искусству для всей школы и только один раз, в конце летнего семестра.