На этом, может быть, сегодня всё и закончилось бы миром, и фройляйн Гиза, видя послушание Шварцера, снова бы разрешила бы сидеть ему на подмостках кафедры во время урока, а затем дозволила бы ему править с ней тетрадки учеников, но как назло господин Грильпарцер неожиданно велел ему ещё найти в школе пожитки К., и не теряя времени, отнести их к нему на квартиру на Шваненнгассе, где тот жил доме у мясника. Сам школьный учитель объяснил эту спешку боязнью за невинность учеников, ибо мало ли что могло отыскаться в вещах у такого неблагонадежного человека, как К., тем более, эти вещи лежали хоть и в углу класса в старом рюкзаке, но всё равно на виду, а непоседливые школьники могли растащить эту заразу по всей школе.

В этом месте К., слушая рассказ Ханса, просто подскочил на месте.

«Как! -крикнул он громче, чем бы ему хотелось, – все мои вещи у школьного учителя?»

Мальчик в ответ грустно кивнул, но возразил, что это все-таки лучше, чем если бы Шварцер выкинул бы их где-нибудь на деревенских задворках.

«Но ты же сам сказал, что именно Шварцеру поручено было отнести все мои вещи на Шваненнгассе? – не согласился К., – откуда мы знаем, что он в точности выполнил поручение, а не сделал так как грозил раньше?»

Ханс признался, что он не подумал об этом, но ему кажется, что Шварцер в тот момент ещё вроде бы как подчинялся учителю и не стал бы игнорировать его распоряжение, хотя было видно, что он выполняет его с крайней неохотой; было ясно, что он не желал оставлять фройляйн Гизу и господина учителя вдвоём.

К. опустился на пол рядом с упавшим гимнастическим конём и сжал голову ладонями, почти не слушая слова мальчика; противники окружали его двойным смыкающимся кольцом, явно дублируя свои враждебные действия – его пожитки в любом случае не оставались бы в покое, их либо уже выкинул Шварцер, либо присвоил Грильпарцер. Правда, неизвестно что ещё хуже, то, что его рюкзак лежит на пустыре в снегу, где его ещё можно сыскать с помощью Ханса, который знает здесь все тропинки, или то, что он может быть сейчас в руках у учителя, и теперь К. полностью в его власти, ведь без документов уехать из Деревни ему немыслимо, он же не бродяга. Поэтому он уже невнимательно дослушал конец истории Ханса о том, что Шварцер по возвращении случайно увидел, как учитель держит Гизу за руку, стоя возле кафедры и окончательно решил, что тот его отослал к себе домой специально, чтобы остаться с фройляйн наедине после уроков. Он побелел как полотно и молча, ничего не сказав про то, что выполнил ли он поручение или нет, снова выбежал из школы, но так быстро, что учитель с Гизой даже не заметили его прихода.

В этот раз, когда он вернулся, на него уже удержу не было, но, к счастью, все уже успели отправиться по домам кроме Ханса, которому пришлось спрятаться за гимнастическими снарядами, чтобы дождаться К. Шварцер сначала некоторое время бесновался в зале, раскидывая спортивное оборудование, но слава богу, не заметив мальчика, а потом выбежал вон, после чего буквально через пару минут здесь появился К.

К. сидел на полу и чувствовал, что его мозг распадается на отдельные части, думающие сами по себе: ему единовременно надо было и заколачивать досками окно (а сначала найти инструменты и доски), и искать Шварцера, чтобы выбить из него правду, куда он дел его рюкзак, и шагать вместе с Хансом к его отцу Брунсвику, который уже должен был, наверняка, их ждать, и дойти, наконец, до постоялого двора, где надо было расспросить о Герстекерах, и в конце концов, там поужинать. Но К. не мог выбить ничего из той копны соломы, в которую он превратился в последние дни; вместо решимости что-то сделать, он ощущал только полную беспомощность.