– Далеко ли ещё? – спросил у кучера один из них, Огюстен Дювернуа, субтильный юноша с бледным, довольно невзрачным лицом и пушистыми, слегка вьющимися волосами, образовывавшими вокруг его лица странное подобие пепельного нимба. Сейчас, когда на волосы падали солнечные лучи, они отливали красновато-рыжими бликами.

– Нет, тут совсем рядом, – заторопился кучер, – после завала идите прямо по дороге, вдоль реки, потом увидите старую мельницу, дальше дорога разветвляется, но вы не ошибётесь – замок искушений, ой, простите, замок Тентасэ, он виден издали. Его нельзя не заметить, до него отсюда меньше трети лье, – возница торопливо развернул лошадей и двинулся в обратный путь.

Молодые люди, взяв вещи, стали осторожно пробираться по самой кромке обрыва, лавируя меж упавших на дорогу камней. Один из них – Рэнэ де Файоль, коротко остриженный брюнет с тонкими чертами подвижного лица и умными тёмными глазами, оживлённо поинтересовался:

– Этот глупец просто оговорился? Причём тут искушение? Или это какое-то предание? – Вопрос свой он обращал к Огюстену, ибо приглашение погостить в замке Тентасэ на время каникул в Сорбонне, они получили именно от него.

– Конечно, оговорился. Le château des tentation и Château de Tentaseu – вот дурачок и перепутал.

– Края красивые, но неужели нельзя было расчистить дорогу? – протискиваясь боком у каменной глыбы, с досадой заметил третий из них – Арман Клермон. На вид он был крепче и куда красивей остальных, но сейчас его несколько портило застывшее на лице выражение недовольства. Он не хотел ехать к незнакомым ему людям, всячески противился и уступил настояниям приятелей в последнюю минуту, однако сейчас чувствовал себя особенно неловко, ожидая встречи с неизвестным ему хозяином замка.

– Полно, Арман, – отмахнулся Рэнэ. – Наш извозчик же сказал, что обвал произошёл только в пятницу. Расчистят, – Файоль был оживлён и жизнерадостен. Впрочем, его всегда отличали мягкая плавность речи и подчеркнутое внимание к собеседнику, создававшие ему репутацию весьма обаятельного человека. В нём обращала на себя внимание и та живость, что именуется diable au corps.

Неожиданно все они остановились, вынужденные пропустить двух путников, шедших навстречу – разминуться на гряде камней было невозможно. Клермон удивлённо оглядел встречных: они казались погорельцами, были в копоти, шли, шатаясь, как пьяные. Глаза их, по-монашески отрешённые, смотрели, казалось, внутрь себя, один заботливо поддерживал другого, совсем обессиленного. Оба они прошли мимо, одарив их пугающе безрадостными взглядами. Клермон проводил странников встревоженными глазами. Кто это, Господи? Откуда они? Файоль и Дювернуа, однако, почти не обратили на встречных внимания, брезгливо посторонившись. Все молодые парижане проследовали дальше и, миновав мельницу, остановились.

– Вы только посмотрите… – Дювернуа замер, восторженно оглядывая открывшийся на повороте дороги огромный замок.

Да, что и говорить, было на что посмотреть. Излучина реки живописно окаймляла каменистый уступ, на котором, словно вырастая из него, возвышался замок Тентасэ – огромное строение с двускатной крышей и тремя большими островерхими башнями. Замок сохранял едва заметные следы многих переделок: некоторые окна были убраны и сровнены со стенами, сложенными из терракотового камня, сходного с тем, что составлял береговые уступы. История тысячелетий, вызывая почтение и восторг, витала над ним. Сзади высилась поросшая лесом горная гряда, и Клермон, внимательно оглядев древнюю цитадель, не мог не оценить её фортификацию. Сейчас, во время таяния снегов в горах, когда реки стали полноводнее, замок был неприступен. С миром его соединял только хлипкий арочный мост, чьи прибрежные опоры были сильно подмыты.