– Дуралей ты! Невежда! Поэтому и дурачек! А ты что Чуба уже атаманом не считаешь?!!

– Э… да-да, как же я забыл о нем! Вот холера! И тут этот Чуб влез между нашими звонкими денежками! Мы же этих проходимцев обнаружили… – ответил Бабак и одел на голову дряную «кучму» – высокую лохматую шапку. Тут он стал воображать, как они уже делят эту шкуру еще живого неубитого карпатского медведя. 50 золотых дукатов! Уммм! Это ж весьма кругленькая сумма! Это ж какие деньжища! И не малые!

Бабак стал мечтать! Это ж сколько всего можно накупить! Модный жупан, османские яловые сапоги, острую саблю «карабелу», пистоль с гравировкой, горелого вина – бочку! Пол-бока хорошего полтавского сала! А еще и бабу! Нет, двух! И молодых! А еще небольшое село! Нет, три села с крестьянами и настоящей мельницей с корчмой!

Бабак сладко улыбнулся от такого невероятного счастья и поднял руку по направлению к карете. Он стал условно стрелять двумя пальцами по всадникам. Бах! Бах-бах! Бах-бах! Да. Этот есть, готов! Бах! Бах-бах! Этот тоже! Хотя никакого пистоля у него, конечно, не было. Все его оружие – это ржавый пернач, которым можно только хорошенько оглушить… Если сильно ударить сзади по шее… У его подельника Гонты при себе был только обломок той самой польской сабли «карабелы». Такой только самому зарезаться можно. Если хорошо постараться…

Но тут, вдруг, к этим двум небритым головорезам ветер донес обрывок брошенной в никуда фразы:

– Я сейчас быстро! я за дерево! панове, до ветру только! Полминуты дело, Ваша Милость! И мы снова едем! Нас уже, наверное, давно ждут! Ужин стынет в горячих горшочках! Вытаскивай скорее уж ту ветку, пан Куба! Я сейчас!

В их сторону шагал какой-то загорелый типок. Похож на османа. В черных шароварах, в походном жупане. Опасен.

– Давай, хоть этого, Гонта, этого… может у него кошелек с собой, мы его быстро погасим, сапоги его кожаные. Стырить и все! И бежать! В таких каретах бедные не ездят! У него должно быть при себе много денег! Ты же видел сколько их… Уууу, волки зубастые! Все с пиками, хоть кебабы на них татарские жарь…

– Ага… Ша! Только тихо ты… – шикнул на него подельник Гонта.

Они быстро приготовились. Бабак крепко сжал свой ржавый пернач, Гонта вытащил обломок «карабелы». Польской сабли, которую называли еще «орел». Именно за характерную рукоять в виде грозной птицы с острым клювом… Совсем рядом остановился тот загорелый басурман. Он стал возиться с широким кожаным поясом. Тихонько подкрался сзади Гонта, приставил к смуглой шее этого подлого неверного обломок холодного металла и тихо, но очень четко сказал:

– Честь! сукин сын! Гони, деньги, паскуда! И тихо! Ты хоть по-нашему понимаешь, чушкан?! Только пикнешь, пустим в сухую земельку твою грязную кровь! Заметь, я – мастер убийства! – напугал его налетчик.

Навстречу этому загорелому бусурманину приблизился одноглазый Бабак и ткнул ему в лицо ржавый пернач. Разбойник оскалился гнилым ртом. У Бабака не было большей половины зубов. А оставшиеся плохо пахли. Он страшно зыркал одним живым левым глазом.

– Глухой, глухомань???! Слышишь меня? Кумекаешь по нашему или нет?! Гони деньги!

– Э… пенендзы! Гельден! Дэнге! Парэ! – чеканил Гонта, словно восточную мантру, известные ему слова, означавшие деньги.

– Кумекаю-кумекаю! Все я понимаю, хлопцы! Да вы что?! Я ж свой! Сейчас… сейчас! – ответил без какого либо акцента на местном языке этот смуглый типок, – Дайте только найду свой толстый кожаный кошелек! Уберите свою саблю! Мне и так уже страшно! Аж ноги в коленях трясутся…

Налетчики Гонта и Бабак уже слышали приятный звон золотых монет в кожаном кошельке… Вот тяжелые золотые флорины пересыпаются в их гнилые, дырявые карманы. Их грязных подертых кожухов… Но тут случилось нечто невероятное!