Когда мы расстались, первое время меня невыносимо «ломало». Просыпаться одной, возвращаться в пустую квартиру и долгими вечерами пялиться от скуки в телевизор… А потом я поняла одну неоспоримую истину: то, что для одних называется одиночеством, для других является свободой, а я принадлежу ко второму типу людей. Мне неожиданно начала нравиться жизнь без Кирилла: отныне я могла позволить себе множество вещей, которые не позволяла раньше, я не была никому подотчетна и тем более обязана. На самом деле, я жутко устала от совместной жизни, мне опостылела стирка, готовка и прочие семейно-бытовые мелочи. Внезапно выяснилось, что в том же телевизоре идет масса хороших передач, что на полке пылится множество непрочитанных книг, а всегда казавшийся меня чересчур маленьким холодильник обладает столь же необъятной вместительностью, как и промышленный рефрижератор, если, конечно, не затаривать его по примеру Кирилла полугодовым запасом продовольствия.

Все это я и собиралась доходчиво объяснить явившемуся по мою душу парню, причем сделать это без слез, истерик и обвинительных речей. Все-таки мы оба были взрослыми людьми, и должны были хотя бы попытаться прийти к консенсусу цивилизованным путем.

– Откуда у тебя эта фотография? – жестко потребовал ответа Кирилл, не успела я переступить порога гадальной комнаты, – что тебя связывает с этим дикарем?

–Т ы его знаешь? – вопросом на вопрос отреагировала я, про себя прикидывая, как бы так помягче намекнуть парню, что его теперешний статус «бывшего» больше не позволяет ему по-хозяйски рыться на моем рабочем столе.

– Видел, – неохотно пояснил Кирилл, – его освободили из «обезьянника» в день моего ареста.

ГЛАВА IV

Мой неверный возлюбленный никогда не отличался в равной степени ни образным мышлением, ни творческим подходом, однако сегодня он, бесспорно, проявил себя с неожиданной стороны. Более точного и емкого определения для незнакомца с фотографии нельзя было даже и вообразить –дикарь, именно дикарь и никак иначе. Диким в этом человеке было абсолютно всё, начиная от внешности и заканчивая кипящим потоком энергии, и самое удивительное заключалось в том, что я так не сумела прийти к однозначному мнению относительно градуса обуревающих меня эмоций.

Как мог один и тот же человек одновременно казаться чарующе красивым и отталкивающе безобразным? Крупные симметричные спирали покрывали его смуглое, почти коричневое лицо причудливой вязью татуировки, изогнутые линии очерчивали брови, расходились от области носа по обеим щекам, спускались к упрямому, волевому подбородку и плавно перетекали в продолжение рисунка на шее. Темные, цвета воронова крыла, волосы, гладко зачесанные наверх и туго связанные высоко на затылке, придавали незнакомцу еще более экзотический вид, а тяжелая удлинённая серьга, заметно оттягивающая левое ухо, органично довершала общее впечатление. Но особенно поразили меня его глаза, искусно обведенные сложными узорами татуировки, и дело здесь обстояло даже не в холодных отблесках жестоких огоньков – один глаз у незнакомца был угольно-черным, а другой обладал ярко выраженным желто-зеленым оттенком.

Сколько бы я не всматривалась в это напоминающее жуткую ритуальную маску лицо, охватившее меня двойственное ощущение лишь многократно усиливалось. Я тщетно пыталась понять, изуродовала ли татуировка тонкие, практически идеальные черты или, наоборот, украсила их, акцентировав внимание на линиях скул и удачно сгладив явную горбинку на носу, но откровенная противоречивость порожденных во мне чувств упорно мешала полностью определиться со своим отношением к таинственному незнакомцу.