– Всё будет хорошо, дорогой, – постаралась утешить она.
– Божественный нетвокинг – вот их религия. Они заигрывают с любым богом, до которого смогут дотянуться. Именно заигрывают, без служения, без покаяния, и я, похоже, одним злосчастным куском мяса отправил полсотни православных христиан пройти сквозь Святые Врата. Хреновый из меня сегодня вышел проповедник, дорогая.
– Всё будет хорошо, – словно мантру повторяла жена, – всё будет хорошо.
Ему это не понравилось, как и тот вопрос, и он предпочёл замолчать и злиться, чтобы заглушить всё лишнее, что стало вторгаться в его открытую рану извне, как раз когда Папа Римский благословлял всех, кому повезло оказаться в тот момент на площади Святого Петра.
Рим 2016.
Индульгенция – в католической церкви полное или частичное прощение грехов.
Епитимья – исполнение христианином, по назначению священника, тех или иных дел благочестия; имеет значение нравственно-исправительной меры.
Прошутто – итальянская ветчина, сделанная из окорока, натёртая солью.
Аутлеты – магазины, в которых со скидками продаются одежда, обувь и аксессуары известных марок.
Спорящий со смертью
Как не вовремя, под Новый год, тесть умудрился загреметь в больницу! Диагнозов у старика оказалось больше чем ожидали, даже домой не отпустили, оставили под капельницами, но третьего января велено было забрать домой с дополнением: "Сами не справитесь, теперь он лежачий, понадобится сиделка". Тёща истерила, жена работала в поте лица, и почётная обязанность искать сиделку для здоровенного старика с дурным характером, подпорченным болезнью, легла на Вадима. Сиделки оказались обычными людьми, и на Новый год разъехались по домам, чокаться шампанским с близкими. Деньги деньгами, а звон бокалов не перекупят. В патронажных службах обещали, что дальше будет хуже – после праздников аншлаг обострений из-за "немножко салатика и одна рюмочка не повредят", сиделку будет вообще не найти. "У нас уже полная оплата всех, кто остался, в двойном размере, и дальше никаких перспектив", – лениво отвечали девушки в кол-центрах, словно богини, раздающие патронажное счастье лишь избранным. Вадим вздохнул, смирился и вместо приятного времяпровождения с друзьями в проводах старого года, взял день отпуска, чтобы собеседовать троих всего, предложенных разными агентствами, кандидатов. Предновогодний дефицит – каждый на вес золота.
Первая дама приехала с опозданием на час. Была она грузная, хамоватая, под ногтями носила грязь и пахла чесноком. Можно было бы с порога попрощаться, не будь она одна из трёх. Придётся говорить. Вадим включил диктофон и начал.
– Ольга Андреевна, у вас есть медицинские навыки? – читал Вадим по шпаргалке, записанной женой.
– Есть. Я санитаркой отработала двадцать лет. В морге работала, так что смерти не боюсь. У вас умирает человек или жить будет?
– Да как получится. Надеемся, что будет, – опешил Вадим.
– А весит больше ста?
– Когда везли туда, больше, сейчас не знаю.
– Ну тогда я работаю по тарифу в полтора больше. Говорить с ним надо будет?
– Конечно. А как же с человеком не говорить?
– Знаете, слушать их бесконечные рассказы про одно и то же не большая радость.
– Ну у нас там тёща есть, она будет слушать. Ей помогать просто надо, – оправдывался Вадим.
– Ой. Плохо как. Не люблю, когда под ногами кто-то крутится и указывает, что делать. У вас, может, квартира есть отдельная, где я с ним могу одна быть?
– Нет у нас такой квартиры. Вы идите, мы позвоним.
Тесть был хорошим человеком, вместе против жены и тёщи бились когда-то за свободу рыбалки и мужского клуба. Вадим, глядя на сиделку с опытом работы в морге, подумал, что и сам готов ходить за стариком, только бы не отдать его такой чесночной ведьме. На распечатанном резюме нарисовал жирный минус рядом с фотографией.