Публикация литературная кажется более блистательной, более закономерной, более «истинной», нежели соседствующая с ней публикация музыкальная. Да.

Творение из букв представлено лучше; впоследствии обнаруживается целый ряд привлекательных черт, составляющих его индивидуальность; чаще всего его ценность имеет склонность к увеличению, к прибавочной стоимости, к «редкостности».

Одним словом, книга – это предмет «конкретный», нечто вроде драгоценного украшения, своеобразного произведения искусства. Оно завершено.

Музыкальное же произведение не обладает ни одним из этих ценных внешних признаков: оно сродни школьному учебнику, которому приходится как бы братом… двоюродным братцем… двойным уродцем.

Я сошлюсь на Альберика Маньяра, который опубликовал целый ряд значительных произведений в виде «атласов». Прошу заметить, что я нисколько не критикую его за это. Сей пример совершенно «осознанного» выбора доказывает, какое небольшое значение он придавал «внешнему оформлению» своей мысли, и подчеркивает разницу, существующую между литературными и музыкальными изданиями.

Но есть еще и другое отличие. В чем оно заключается? Особенность в том, что книги и музыкальные партитуры изготавливают разные руки; печатают люди разного ремесла: литературное произведение – типографским методом, музыкальное – гравировальным. К тому же книга имеет великолепное «историческое» прошлое, которого нет у музыкального альбома. У них различная «патина», поскольку «изменчивость» музыкального письма вредит «патине» музыкальных нот. Время стирает «знаки»: ключи, альтерации и т. д., и в большей части старых партитур гармонию создает лишь простая партия basso continuo[2] с цифровыми обозначениями, – наивный прием, который оставляет слишком много места для «фантазии» читающего исполнителя. Чтение таких партитур оказывается самым настоящим переводом, который может по меньшей мере исказить творческую волю композитора. Да.

Из-за этого оригинальные издания произведений музыкальных Мэтров и классиков утратили, так сказать, свою «практическую» пользу. Их уже не выискивают.

В Музыке, чем свеже́е издание, тем оно имеет больше шансов оказаться «доведенным до ума». Лишь такое издание сможет быть полезным и указующим для исполнения.

Боюсь, что Музыка никогда не сможет иметь те же «издательские» качества, что и Литература. Возможно, в типографском виде она была бы представлена совсем иначе.

Несомненно, «Гравировка» утяжеляет ее физически.

Будущее покажет. Да.

Бедные музыканты! Для них не все так радужно на этой Земле, воистину юдоли скорби, несмотря на ее кружащуюся округлость.

Я не могу пройти мимо восхитительной башни Святого Якова, не подумав о старом эрудите, который в XV веке зарабатывал на жизнь ремеслом писаря-каллиграфа, профессией, кажется, довольно прибыльной. Я имею в виду Никола Фламеля, парижского нотабля, брата и благодетеля приходской церкви Сен-Жак-ла-Бушри (эта церковь, разрушенная во время Революции, располагалась на улице дез Арси и была заложена еще в XII веке – как я сумел заметить, не подавая вида). Да…

В наши дни по соседству с указанной древней обителью Бога (обителью, о которой я только что рассказал) две улицы напоминают о самом Фламеле и о его жене Пернелле: они образованы на месте домов, некогда стоявших по улицам Сэнк-Дьяман и Мариво (согласно плану Тюрго).

Как вы можете предположить, я не знал Никола Фламеля лично, – по многим причинам, – но воспоминания о нем мне всегда были приятны. Его репутация колдуна мне, так сказать, симпатична, поскольку она щекочет мое любопытство и даже возбуждает его (