Я все-таки собралась и поехала на утренние лекции вместе с Софи.

И точно! Возле аудитории, подперев спиной подоконник, стоял мужчина. Он внимательно вглядывался в лица проходящих мимо студентов, время от времени сверяясь с бумажкой в руках. Заметив меня, он поднял бровь и довольно хмыкнул.

– Добрий дэн, – сказал он по-чешски. Потом перешел на английский. – Меня зовут Томаш Войтишек. Я следователь чешской прокуратуры, – он вытащил из внутреннего кармана куртки корочки и протянул мне.

Мог бы и не представляться. Вид у следователя был вполне протокольный: одет неприметно в короткую коричневую куртку и темные брюки, стрижка – ёжик, и серые круги под глазами.

– Я бы хотел с вами поговорить, если позволите, – обращался следователь исключительно ко мне.

– А в чем дело? – встрепенулась Софи.

– Вы можете идти, вас это не касается.

Софи с недовольным видом направилась в аудиторию.

– Если что, зови, – шепнула она мне.

Я кивнула.

– Давайте отойдем в сторонку. Сюда, пожалуйста.

Мы вошли в соседнюю пустую аудиторию. Следователь уселся за первую парту, достал маленький блокнот и ручку. Я осталась стоять, волнуясь, как у зубного.

– Как вас зовут и гражданкой какой страны вы являетесь?

– Надина Серова. Я из Бельгии.

Следователь сделал запись.

– У вас славянский акцент. И имя не бельгийское…

– Мы с семьей эмигрировали из России три года назад. С тех пор там не бывали.

Он опять чиркнул в блокноте.

– Ваш родной язык русский?

– Да.

– Тогда можем говорить русский.^>24

Все звуки у него выходили твердо, неестественно.

– Я в школе учил и на универзите^>25 тоже. Тогда всех заставляли. Вам не мешает?

– Нет, пожалуйста.

– Сколько е вам лет?

– Семнадцать.

Следователь разочарованно хмыкнул.

– Мы только немного поговорим, неофициально… Не знаете, почему я с вами говорю?

– Нет.

Только бы не покраснеть сейчас. Надо держать себя в руках! Я ничего не знаю!

– А новости не смотрите?

– Я почти не понимаю чешского, и телевизора у нас нет.

– Но так^>26, – следователь вздохнул и поскреб висок концом авторучки. – Имею здесь фотку з системы наблюдения в Клементинуме. Посмотрите просим^>27. Вы узнаете?

Я взглянула на распечатку. Мутная черно-белая фотография с обычного принтера, но узнать меня можно. Схвачен как раз тот момент, когда я дико таращусь на парня в белом халате. На него…

– Да, это я.

– Добрже^>28. Тогда расскажите то в порядку^>29, что вы делали в Клементинуме?

Следователь быстро постукивал кончиком авторучки по столешнице. На тыльной стороне его ладони, виднелись несколько шрамов, и не хватало одной фаланги указательного пальца. Мой взгляд так и приклеился к изуродованной руке.

– Мы рисовали библиотеку с нашей группой. Тут на фотографии я как раз вышла в соседний зал, чтобы подышать свежим воздухом. В библиотеке воздух спертый. В общем, я окно открыла, а тут как раз библиотекарь пришел.

– Почему то так разрешили^>30, же то был библиотекарь?

– Э… почему библиотекарь? Ну он был в белом халате и в перчатках. Потом он книгу привез на тележке. Он меня не заметил сначала.

– Знаете того человека, библиотекаря? Вы разговаривали с ним.

– Нет… – внутри все задрожало, и распечатка заплясала в руках. Я поспешила убрать руки за спину. – Я только извинилась, что окно открыла. Это ведь, наверное, не разрешается…

– Что вас так напугало, удивило?

Кажется, я все-таки покраснела.

– Я… Я просто… Я думала, он ругаться будет.

– Что-то он вам сказал?

– Да ничего. Он не возражал… ну, что я окно открыла. Потом просто ушел.

– Как он выглядел?

– Да я и не помню уже… Мм… Волосы светлые, русые. Высокий. Ничего особенного.

Следователь опять скривил губы и поскреб висок обрубком пальца.