– Сейчас я изучаю детское аутоиммунное заболевание и разрабатываю препарат, способный снизить побочные эффекты, ну и само лекарство, разумеется. – Стоило ей лишь подумать о детях, страдающих от той же болезни, что и у нее когда-то, как ее жизнь сразу же приобретала смысл. У нее есть конкретная цель, и она не просто сидит с хорошенькой мордашкой, перерезает ленточки на балах и щебечет с иностранными вельможами.

Лукас замер у самой большой рамки с дипломом.

– Работа очень много для тебя значит.

Он осторожно провел пальцем по буквам ее имени, и Клаудиа невольно вздрогнула, словно он внезапно приласкал ее саму.

Сама того не заметив, она провела пальцами по губам, гадая, каким бы оказалось прикосновение его больших рук.

– Работа для меня все, мистер Гарсия, – выдохнула она мягко, внезапно осознав, что он в принципе не способен понять ее нежелание возвращаться домой. «Твой эгоизм просто зашкаливает». С его точки зрения, она ведет себя глупо и совершенно неразумно. И почему-то от одной этой мысли ей сразу же стало очень плохо и захотелось все ему объяснить. Но что она тогда увидит в его прекрасных глазах? Жалость или насмешку?

– В данных обстоятельствах это легко понять.

Неужели он знает?

– Заболевание, которое ты изучаешь, – это ювенальный дерматомиозит?

– Да, только странно, что ты вообще слышал о такой редкой болезни. – И поэтому ей без конца приходилось бороться за финансирование. Подозрение липкими пальцами стиснуло ей горло. – Родители все тебе рассказали?

– Нет.

Всего одно короткое и острое, словно скальпель, слово. И столь же зловещее.

Клаудиа нахмурилась. Он специально недоговаривает?

Пристально оглядев последний сертификат, Лукас наконец-то начал разворачиваться на каблуках, и Клаудиа мгновенно постаралась придать лицу спокойное безразличное выражение. Но, несмотря на все усилия, глаза сразу же выдали ее состояние.

– Так же как и ты, я серьезно отношусь к работе и всегда собираю необходимую информацию.

Проще говоря, он все знает. Или почти все. Он не в том положении, чтобы получить полную историю ее болезни.

– Значит, ты понимаешь мои мотивы?

– Мотивы я понимаю, но не понимаю, почему ты так упрямо отказываешься съездить домой. Ты отговариваешься работой, но, к счастью, я был готов к любым возможным препятствиям.

Борясь с паникой, Клаудиа закусила губу.

– И именно поэтому, – продолжал Лукас, – мое утро началось с разговора с твоим непосредственным начальником, мистером Райаном Тейтом.

Живот свело с такой силой, что Клаудиа всерьез испугалась, что съеденные на завтрак хлопья полезут наружу. Но даже это не помешало ей трезво мыслить.

– Так вот как ты сюда попал!

– Именно.

– Да как ты смеешь?.. – Поперхнувшись от возмущения, она замолчала, глубоко вдохнула и начала сначала: – Да как ты смеешь так бесцеремонно врываться в мою жизнь? Ты хоть представляешь, что должно было обсуждаться на этой встрече?

– Я спросил, можешь ли ты взять отпуск, и он сказал, что да.

«Бог…»

– Я спросил, мешает ли тебе что-нибудь прямо сейчас вернуться на родину, и он сказал, что да. Он сказал, что у тебя есть пять дней, чтобы поднять дополнительное финансирование, или твой проект закроют.

«Ты…»

– Я спросил, могу ли я что-нибудь сделать, что бы сдвинуть сроки, чтобы ты смогла съездить до мой, и он сказал, что да.

«Мой».

Как же серьезно она недооценила этого человека!

Старательно контролируя голос, она выдохнула:

– Я же сразу спросила, связано ли твое появление с собранием спонсоров. И пусть ты прямо и не соврал, но намеренно скрыл важную для меня информацию. Зачем?

– Я надеялся, что мы придем к соглашению без необходимости…