Часы в метро показывали без десяти минут одиннадцать. Ежа, слону понятно, уже не наблюдалось. Кто будет ждать почти час, а мобильников тогда и в помине не было. Панихида прошла без моего участия. Я стояла в метро, которое работало с утра только на выход, и тихо грустила одна. Мои усиленные попытки в последний раз поклониться ВЕЛИКОМУ АРТИСТУ и прекрасному человеку, а ещё и моему знакомому, к сожалению, закончились ничем. Была надежда, что как-то можно прорваться, но желающих было несметное количество и я единственное, что смогла, стоя на цыпочках, возле входа в метро, подпрыгивая дождаться, когда будут выносить гроб.

Впечатление жуткое! Когда такая огромная масса народу, несколько тысяч человек, как только гроб показался в двери театра, вся как будто выдохнула и такая великая скорбь прозвучала в этом выдохе, что у меня, да и у всех, мурашки по телу пробежали…

Не дай Бог никому хоронить молодого гения, который так много мог ещё сделать для моей многострадальной Родины!

Не дай Бог! Прощай, Великий Человек! – говорила я сама себе. Спасибо Господи, что ты хотя бы на миг был в моей жизни!

Человек, который шел так же…,

Поперек….

Если бы не г. Владивосток, я бы так активно не отреагировала на эту, сейчас уже каждому человеку известную фамилию, а тогда, в году 1972-м мы только открывали для себя людей, идущих поперек.

Лето! Море! Мисхор.

На самом берегу моря кроме небольшой набережной есть еще и небольшой парк. Он разбит был на мысочке и выступал в море. Сам парк ничего выдающегося из себя не представлял, хотя экскурсоводы тешили отдыхающих сказками про очень редкие породы деревьев и очень старые их посадки. Слово «очень» звучало не очень, но сама по себе та часть парка, которая прямо на берегу, почти над морем, была уже достижением местной власти, в том смысле, что ее не снесли и не выкорчевали, почему-то.

Кроме пары клумб в этой части парка росли действительно очень выдающиеся деревья. Отличные, от всех деревьев в округе. Дело в том, что они были кривые. Совсем кривые. Хотя и толстые, но так экзотически закрученные сами вокруг себя, что на них можно было сидеть. Стволы шли почти вдоль земли, и только потом поднимали свои кроны вверх.

На этих толстых стволах каждый вечер сидело неимоверное количество отдыхающего народа. Оно и понятно. Прямо – море, слева открытый ресторанчик, чуть выше танцплощадка, называемая в народе «сковородка» потому что одной круглой стороной втыкалась в гору, а второй, противоположной, висела в пространстве, как настоящая сковорода над огнем, в данном случае над морем. Мне она больше напоминала какой-то летательный аппарат, но не летающую тарелку, потому что в те времена про них еще никто не знал. За тарелкой находилось именно то, из-за чего народ и торчал в парке на кривых деревьях, то есть настоящий «Дом творчества театральных работников». В те времена народ жил другими принципами, чем сейчас и для простого обывателя «ЗНАМЕНИТОСТЬ» была именно знаменитостью. Их хотелось увидеть, потрогать, пообщаться и вроде как бы приобщиться…

Знаменитости тоже гуляли и в парке, и на танцплощадке, и даже ходили в ресторанчик. Вот там-то их и выпасала отдыхающая публика, особенно из провинции. Может быть, только на берегу моря им и представлялась единственная возможность увидеть настоящих знаменитых людей! Замечательных людей!

А у меня своя история. Я к тому времени уже успела выйти замуж, родить сына, развестись, а потом, поздней осенью, мириться голой задницей в парке под соснами на холодной земле…

Это перемирие не принесло ничего путного, кроме двухстороннего воспаления легких, с которым я усиленно сражалась всю зиму. Воспаление пыталось перерасти в туберкулез, а пока пугало плевритом и нудной температурой 37,5 с выпадением меня в слабость и хождением исключительно по стенке.