— Ну, раз положено, так и положите куда-нибудь, места у вас много. А контракт требует правок. Извините, конечно, но я уважаю себя и не собираюсь подписываться на исключительно рабские условия, — возразила я совершенно спокойным тоном, хотя на самом деле я была возмущена и уже начала закипать.

Нет, ну это, просто ни в какие ворота!

Во-первых, должность заместителя ректора – это слова лишь на бумаге, а на деле, я не зам ректора, а курочка на побегушках, которая даже собственного кабинета не имеет!

Ректор посмотрела на меня, а я на него – глаза в глаза. Взгляд не опускаю, могу в гляделки играть очень долго. У меня глаза привычные, компьютером натренированные.

Ректор сдался и спросил таким тоном, будто я предложила ему сердце из груди вырвать и самому же его сожрать:

— Ну, и что же вас не устроило?

— Начну с того, что я, как ваш заместитель, просто обязана иметь свой личный кабинет. Всё-таки, должность зама – это не уборщица и не курьер, чтоб кабинет не иметь. Да я и академию представлять буду, и вас, собственно говоря. Да и вообще, я не представляю, как работали мои предшественники! Придут ко мне люди с вопросами, идеями, и где я их должна встречать и слушать? На лавочке в парке?

— А парк, значит, вас тоже не устраивает? Как и лавочки? — процедил вдруг Тиранский.

И ручки у него подозрительно затряслись.

Ага, признак алкоголизма во всём его проявлении.

Да ему лечиться надо, а не детей учить!

Петрос на адептов ворчит, а, как говорится, рыба гниёт с головы. С таким ректором немудрено, что адепты с неуёмным запасом энергии распоясались.

— Парк я ещё не видела, как и лавочки ваши, поэтому ничего за них не скажу, — ответила невозмутимо. — Так что с кабинетом?

— Хорошо, выделю вам помещение под кабинет. Подписывайте!

— Нет, ну так не пойдёт, — покачала головой. — Нужно внести изменение в пункт: «Зам ректора не обеспечивается личным кабинетом» на «Зам ректора, в лице Черновой Ольги Дмитриевны, обеспечивается личным кабинетом, расположенном… и так далее».

— Ну и прежде чем описать этот самый кабинет, я должна взглянуть на него. А то мало ли, вдруг вы мне склеп какой подсунете.

По выражению лица ректора мне вдруг подумалось, что у него возникли такие мысли.

— Хорошо-хорошо-хорошо! — замахал он трясущимися руками. — Скажу Петросу, чтобы показал вам несколько помещений в здании академии и выберете себе по душе… Всё?

В голосе у него появилась надежда, но не на ту напал. А руки у него затряслись сильнее.

Эге! Точно алкоголик. И как так? Маг всё же, или сия пагубная мерзость не лечится в магическом мире просто так по щелчку?

— Нет, не всё, господин Тиранский, — произнесла, стараясь не обращать особого внимания на его состояние нестояния.

Он вытер своим жабо вспотевший лоб и произнёс:

— Тогда погодите минутку.

Сам встал с кресла и начал открывать и закрывать дверцы многочисленных шкафчиков, громко хлопая и ругаясь себе под нос.

Минутка прошла, потом другая, третья, пятая, десятая… Наконец, из недр хлама Кобальт откопал-таки бутылочку с остатками чего-то зелёненького. Откупорил пробку и прямо так из бутыли и выдул эти самые жалкие остатки.

Потом выдохнул с выпученными глазами. Вздохнул. Застыл и снова выдохнул со словами:

— У-у-ух, хорошо! Так что там вас ещё не устроило в контракте?

Я только качала головой.

— Не знаю, как у вас тут, но обычный человек с подобной пагубной привычкой сокращает срок своей жизни и зарабатывает множество заболеваний. Уж простите за замечание, господин ректор.

Не удержалась я от нотации.

— А вы всегда такая холодная стерва или сегодня особый случай? — съязвил Кобальт.