Часто мне приходило тогда на память известное остроумное определение: «Зануда – это человек, который на обязательный формальный вопрос при встрече старых знакомых: „Как живешь?“ – всерьез и обстоятельно начинает объяснять, как он живет». Вот таким занудой выглядел я в первые месяцы жизни в Москве, осуждая свою провинциальную непосредственность и проклиная тот час, когда решил переехать в центр.

Формализм, показуха проявляются в столице в большом и малом. Помню, 6 ноября 1975 года, первый Октябрьский праздник в Москве, мы с женой встретили во Дворце съездов, на торжественном заседании, таких же испуганных провинциалов – Н. И. Рыжкова и его жену, Людмилу Сергеевну. Они тоже только что приехали в Москву, где Николай Иванович начал работать заместителем министра тяжелого машиностроения. Будучи знакомыми по Уралу, мы встретились как родные, ибо было видно со стороны, что они так же, как и мы, здесь, в столичном мире, одинокие и чужие. Тогда же я заметил, а понял позднее, с женами на торжественные заседания ходили чаще всего тоже только провинциалы.

Становление в аппарате ЦК КПСС, в отличие от Челябинского обкома, было мучительным. Размышляя над этим спустя 16 лет, вижу, что связано это было не просто с другим стилем работы, но и с совсем иными правилами взаимоотношений, другими, весьма строгими требованиями подчинения на всех должностных ступенях, от инструктора и до секретаря ЦК. Старая площадь и ее обитатели жили по своим особым законам и обычаям, известным только им и исполняемым безукоризненно.

За долгие годы монопольного положения партии в руководстве всеми сферами жизни общества был создан механизм аппарата, действующий на основе жесткой дисциплины и послушания отлаженно и почти без сбоев. В аппарате ЦК не принято было никоим образом выделять персонально деятельность того или иного работника, каждый был лишь маленькой частью, тем самым пресловутым винтиком большого механизма, результаты работы которого были обезличенными и считались коллективными.

Право на имя, на авторство имели преимущественно лишь секретари ЦК, хотя доклады, с которыми они выступали, статьи, публиковавшиеся от их имени в печати, были всегда результатом работы большого количества рядовых работников аппарата.

Не могу не признать, что работа в аппарате ЦК КПСС была хорошей школой укрощения гордыни, воспитания организованности, дисциплины, позволяла владеть анализом тех процессов, которые происходили в стране. Однако утраты были тоже немалые, ибо, с другой стороны, она лишала работника всякой самостоятельности, отучала от инициативы. Превыше всего в аппарате ЦК ценились послушание, исполнительность. Любые попытки каким-то образом выразить свое особое мнение или заявить о своей позиции в выступлениях перед аудиторией или в прессе встречали сначала неприятие, затем сопровождались осуждением, а закончиться могли отлучением от должности. Все эти варианты отношения к инакомыслию мне довелось испытать на собственном опыте.

Существовала лишь весьма небольшая группа работников аппарата, принадлежащих к элите, – это были помощники генерального секретаря, помощники секретарей, членов Политбюро – М. А. Суслова, А. П. Кириленко, – имеющих практически неограниченные права на интеллектуальную эксплуатацию любого из работников отделов, на использование творческой собственности, принадлежащей инструктору, консультанту, завсектором, заместителю или заведующему отделом. Время партийного правления Л. И. Брежнева, особенно в последние годы, с большим основанием можно именовать временем аппаратного всемогущества помощников. Думаю, это было неизбежно, ибо, чем инертнее и беспомощнее в интеллектуальном и физическом отношении оказывались хозяева, тем ретивее, смелее становилась челядь, особенно из числа особо приближенных к первым лицам.