– Извини, не придал значения. А ты прав, нет слов. Знаешь, о чем я хотел тебе сказать? – Он доверительно взял Турецкого за локоть. – Вот когда выступало обвинение, я, честное слово, ну прямо всем своим нутром услышал твой голос. Твои интонации, старик! Не поверишь?

– Ну почему же?

Лесть, какой бы она ни была, все равно приятна. Тем более Игорь сообразил уже, что его крики и восторги совсем не на пользу, и снизил тональность до громкого шепота:

– Ей-богу, не вру! Это незабываемо. Слушай, а почему, кстати, тебя самого вчера в зале не было? Неужели неинтересно?

– Угадал, Игоряша. У меня это ваше общее дело во где! – Турецкий ткнул себя большим пальцем в кадык.

– Но почему «наше»? – сделал удивленные глаза Игорь.

– А-а, ты не знаешь?.. – наивно протянул Турецкий. – То-то ж я смотрю…

Однако Игорь не был намерен обсуждать такой поворот темы. Он сдержанно кашлянул в пухлый свой кулачок и сказал решительно, будто о самом главном, что вынашивал в себе во время судебного процесса:

– Я готов, впрочем, тебя понять, потому что увидел гигантский объем работы, которую ты, как следователь, провернул. И потом, все выглядело абсолютно достоверно и доказательно, без этого… понимаешь? – Он покрутил поднятой ладонью. – Без шуры-муры. Могу как бы голову дать на отсечение!

– Ну, о честности обвинителя лучше всего судить по самому обвинению. – Турецкий озорно хмыкнул.

– Недурно сказано! – оценил Игорь. – Сам придумал?

– Нет, того, кто придумал, звали Плиний Цецилий Секунд, или Плиний-младший. – Заметив, что Игорь, как говорят, не врубился, Турецкий объяснил: – В отличие от дяди его, Плиния-старшего, знаменитого древнеримского историка. Сечешь? – Но взгляд Игоря указывал на обратное. – Ну, хоть об Иосифе Бродском слыхал? Нобелевский лауреат, недавно в Штатах помер, а вообще-то он наш, российский, питерский, его у нас за тунеядство еще судили… Есть у него такие стихи – «Письмо римскому другу». Про Плиния-старшего. Нет? Не помнишь?

– Тебе бы со Светкой моей… с дочкой… – он вздохнул. – От Татьяны… Ты ведь ее, кажется, знал? Ну, еще в институте мы с ней… Что «нет»? А мне казалось…Царствие ей небесное, да… И Светка вся в нее, характер – не дай бог! Вот она обожает такие приколы… А ты ж у нас всегда был мальчиком начитанным. Эти самые, как их? Парадоксы, опять же, да?

– Насчет «начитанности» – это, Игоряша, давно в прошлом. Когда у всех у нас была бездна свободного времени. И неутолимая жажда откровений. К сожалению, бездонные кладези, которые почему-то всегда казались таковыми, стремительно опустошаются.

– Ну и хрен с ними, на наш-то век как бы хватит, верно?

– Вот именно, как бы… – хмыкнул Турецкий.

– А ты сам, значит, пришел сюда как бы просто удостовериться в торжестве справедливости? – не понял сути ухмылки Залесский. – И все? И не больше? Не врешь?

– Отнюдь. И при чем тут справедливость? Просто зло, если называть предмет судебного разбирательства таким неюридическим термином, в какой-то мере наказано. Преступника уличили, схватили за руку. И точка. На том может все и закончиться. Иначе зачем же он тонны «бабок» своим адвокатам отстегивает? Это было бы несправедливо, с его точки зрения. Так что по поводу торжества справедливости ты, старина, загнул. От избытка эмоций. Заметь, ничто так не выделяет свет, как тени. Тоже, кстати, из Плиния-младшего.

– Ох, да по мне сейчас, что старый, что малый… Слушай, ну чего мы тут топчемся, как неродные, а? Давай отвалим куда-нибудь? Посидим, столько не виделись!

– Я за рулем.

– Ну, так что? Даже и не отметим? Да я тебе за руль любого посажу, вон их сколько!