Залим как раз появился тогда, когда была сложена вся одежда. Кроме нее оставались картины и вся моя художественная утварь. И тут-то нас подстерегал весьма неудобный момент. Честно говоря, я полагала, что эту картину никто и никогда не увидит. Я не думала, что ее увидит тот, кто был на ней изображен. Но когда Залим в третий или четвертый раз поднялся наверх, чтобы забрать очередную партию вещей, случилось то, что случилось.
- Не смотри, не смотри, пожалуйста, - взмолилась я, пытаясь отобрать холст из рук Шикова, но тот ловко увернулся, и теперь я обращалась к его спине.
Я нарисовала ее, пока он спал. Очередная бессонная ночь была позади, и Залим покоился на разворошенной кровати и смятых простынях, пока я водила карандашом по холсту в предрассветных лучах. Пока изображала на белом полотне любовь всей своей жизни.
- Это… это я?
- Нет! Отдай же! – которая по счету попытка отобрать картину назад, осталась безуспешной. Шиков и не думал мне уступить, смотрел на рисунок, будто завороженный.
- Надо же…
- Залим!
- Похож… так похож… и вместе с этим нет…
- Как это? – Я даже задохнулась от возмущения, перестала пытаться забрать холст. – Не похож?
- То есть… - наконец, Шиков повернулся ко мне и протянул свое изображение назад. – Я не так хорош собой, - абсолютно серьезно произнес Залим. – Не так хорош, как ты изобразила здесь… - отчего-то почти шепотом добавил он.
- Я вижу тебя таким. Всегда видела. И всегда только таким, - тихо ответила я.
С тех пор, как мы с Залимом снова сошлись, с тех пор, как он снова стал моим, пусть и любовником, а не возлюбленным, у меня было стойкое ощущение, что я сплю с двумя мужчинами. Один был грубым, жестким и эгоистичным. Другой – чутким, нежным, заботливым. Объединяла их лишь одна общая черта – оба были страстными. Но на этом похожести заканчивались.
Понять, каким будет Шиков в ту или иную ночь было невозможно. Иногда я была уверена, что это зависело от того, как прошел его день, как обстоят его дела во внешнем мире. А иногда мне казалось, что внутри моего избранника шла непрерывная борьба.
Иногда мне казалось, что одна его часть все еще была от меня без ума. Желала защитить, подарить удовольствие, быть рядом. А другая ненавидела и мечтала наказать, причинить боль, заставить пожалеть.
Сложно было сказать, на чьей стороне я находилась.
С одной стороны я остро нуждалась в любом проявлении внимания со стороны Залима. Мне было важно чувствовать его касания, слышать его голос, видеть его улыбку. За долгие годы разлуки я успела истосковаться по всему этому.
С другой… я бы тоже хотела его наказать, поменяйся мы местами. Я понимала его огонь, понимала его ненависть ко мне, потому что испытывала все то же самое. И даже спустя много лет для нас ничего не изменилось. Ни для него, ни для меня.
- Я тебя измотала? – Мой взгляд скользнул по родному лицу, опустился чуть ниже, к шее с маленькой россыпью родинок, которую я обожала исцеловывать еще со времен совместной учебы в университете.
- Немного есть, - усмехнулся Залим.
Да уж, после суток на работе я заставила возлюбленного помогать мне в переезде, а затем подписала на двухразовый заход в постели. Но ничего, мне полагалась компенсация за годы разлуки. Полагалась ведь?
- Останешься на ночь? – Я никогда не интересовалась, что он придумывает в качестве отмазки за свое отсутствие жене. Наверное, будет честным и ужасным одновременно признаться в том, что мне было глубоко наплевать.
Я вообще не чувствовала, что совершаю что-то плохое. Разум кричал об этом, а сердце упрямилось, делая вид, что ничего не слышит. Я не ощущала себя разрушительницей семьи. Не ощущала себя воровкой. Залим всегда был моим.