Доза была ударной. Действенной.
Я отлично знала, что делаю. В моих поступках всегда прослеживался холодный расчёт, что не всегда мне удавалось скрыть. Я к этому и не стремилась, впрочем. В такие моменты я всегда расползлась в улыбке кошки сожравшей канарейку. И танцевала.
Сейчас я танцевала на кухонном столе, скинув полотенце. Тень от точечного ночника на стене колыхалась в такт моим движениям и музыке. Она вдруг показалась мне невероятно тонкой, изящной. Почти бесплотной. Как язычок огонька свечи, дрожащий от заговорческого шепота. Облизывая губы, я проговаривала слова песни, – те, что не выкинешь. Известные только мне. Они оставались неизменными. Я изменилась. Часть меня умерла. Часть сгорела. Сгорела вместе с теми, кто проиграл. Кто жаждел погреться, но не готов был обжечься. А получив ожог, пытался залить. Затушить. Забить.
Но не дошел до конца.
Густой серый пепел оседал теперь на их плечах. Пепел возможного счастья. С запахом гари живых мышечных волокон. Подгоревшего сердца. Моего. Невозможно по-настоящему отпустить человека, не ранив собственной души.
Коснувшись ее, проникнув в тебя, он навсегда забирает с собой ее часть. Взамен оставляет холод сквозняка и свежее клеймо под названием «новое я». Ведь твоя обновлённая душа и есть награда за встречу со смертью. За разрушение. За страдания.
Велика ли цена? Что поделать…
Все развитие основано на страданиях, если уж разобраться.
Вернее, в попытке избавиться от него. От страдания. Если совсем грубо, то страдания – это двигатель прогресса. Если его убрать, искоренить – развитие остановится. И мир рухнет в эйфорию небытия и тотальный наркотический кайф…
Я рухнула в него. С разбегу.
Меня было уже не остановить.
Замедлить, разве что. Но не остановить.
И он замедлил.
Схватил крепко и властно. За горло. Дыхание стало едва уловимым. Поверхностным. И его. И мое.
Я попыталась вырваться. Затрепыхалась. Забилась всем телом. Как мотылек под абажуром. В стремление к какой-то важной и великой цели, что требует всех отчаянных усилий. Тех, что создаются исключительно преодолением себя…
Выжить. Достигнуть света, биться до конца. И выжить. Они-то и приводят к результату. Вплоть до того, как лампа раскаляется достаточно и обжигает крылышки.
Он чуть ослабил хват, но тут же подхватил на руки и перенес к окну. Холод стекла и ночного неба обжег мою обнаженную спину от поясницы до затылка. Я вздрогнула и крепче обвила его торс ногами. Отражающийся в стекле свет мешал увидеть его глаза. Я сделала глубокий вдох и прогнулась, прижимаясь к нему всем телом. .
“Как же высоко ты все таки забрался, милый”, – обратилась я мысленно, слизывая пыльцу своих крыльев с его разомкнутых пальцев.
И мне бы выпорхнуть в окно. Не цепляться за него. Не прижиматься.
На утро выветрится химия, как хмель. И сменится белье в постели. Мы разойдемся по миру – творить своё несовершенное бессмыслие. Каждый – в своем направлении, каждый сам по себе. С той лишь разницей, что он пойдёт с очередной победой, любовно потягивая себя в области ширинки, а я – с очередным опустошением.
Но это будет только завтра…
…Завтра ворвалось тошнотворным позывом и резко распахнуло глаза. Лучи света полоснули по слизистой, эхом отзываясь в висках. Я сжалась всем телом и попыталась встать. Головная боль с силой швырнула обратно на скомканную подушку. Попытка сползти с кровати далась не сразу. Плюсы кроватей не приставленной вплотную к стене – возможность выбора с какой ноги встать и на какой бок свалиться. В этом же и минус, когда нет сил и адекватности выбирать. Я отдалась воле случая и скатилась с изножья, по пути зацепилась за угол банкетки и, чуть пошатнувшись, побрела в ванную.