– И где он сейчас? – поинтересовался Франсуа.

– Уже увезли, – с готовностью ответил Басель.

– Сознался? – с надеждой закинул удочку Франсуа.

– Даже если и нет? – пожал плечами Басель. – Дело ясное. Квартира закрыта изнутри. Этот Бертолини весь в кровище Седу. Мы, конечно, дождемся полного отчета с места происшествия, но я тебе и так скажу: на орудии убийства сто пудов его пальчики.

– А чем он его, кстати? – поинтересовался Франсуа, допивая кофе напарника и комкая бумажный стаканчик.

– Сейчас увидишь, – осклабился Басель, – не скажу. Хочу на выражение твоего лица посмотреть, – и он сделал приглашающий жест в сторону подъезда.

– Охрану выстави, – посоветовал Франсуа, берясь за бронзовую ручку входной двери, – через полчаса здесь продыху не будет от журналистов.

Он секунду помедлил, прежде чем зайти в подъезд. Над Парижем занималось прекрасное, ослепительное летнее утро. Солнце окрашивало постройки бульвара в розовый цвет. Воздух еще был свеж и благоухал цветами из Люксембургского сада.

– Кстати, а почему Ангел? – спросил он у Баселя, выискивая глазами урну.

Басель лениво пожал плечами:

– Говорят, у него татуировка крыльев на лопатках…

– Ты-то откуда знаешь? – проворчал Франсуа, запуская смятым стаканчиком из-под не оправдавшего ожидания кофе в мусорный бак. Жадно втянул в себя кислород напоследок. Потом решительно дернул дверь парадной и шагнул в темный проем. Впереди его ждали только смерть и тлен.

***

Жизненная программа Франсуа Мореля выглядела так: блестящий детектив криминальной полиции, любящий сын и муж, а также заботливый отец. И со всеми тремя пунктами что-то пошло не так.

Он родился в благополучном семнадцатом округе Парижа и был обожаемым единственным ребенком в семье. Его детство не было отмечено никакими выдающимися событиями. Обычный кареглазый, с шапкой темных волос, милый, чуть застенчивый мальчик, каких много. Он хорошо успевал в школе, играл в футбол и в свободное время музицировал на гитаре. Отец – крупный финансист и мать – светская львица мечтали видеть сына в Сорбонне, но в семнадцать лет он вдруг придумал изрядно потрепать им нервы своим решением стать рок-музыкантом. Сколоченная им рок-группа исполняла, по их собственному выражению, психоделический рок. На деле они коротали дни за косяком и бренчанием на гитарах, перебиваясь случайными заработками в пригородных клубах. После этого периода жизни решение Франсуа стать полицейским показалось родителям благословением Господним. Облегчение их было так велико, что они не стали докапываться до причин столь резкой перемены в их сыне.

Пройдя конкурсный экзамен и проучившись положенный срок в Высшей специализированной школе, Франсуа быстро двинулся вверх по карьерной лестнице. И все бы ничего, если бы не слишком цветущий юный вид. В свои тридцать лет он все еще умудрялся выглядеть как юноша. Заслугой тому был сияющий цвет лица, ясные глаза и открытое, несмотря на профессию, восприятие жизни. За все это он и получил от острых на язык коллег нежное прозвище Цветочек. Чтобы исправить положение, Франсуа стал одеваться в пальто на размер больше, короче стричь волосы и старался хмуриться чаще, чем этого требовала ситуация. Полицейским, надо отдать должное, он был хорошим. В положенный срок он дослужился до звания детектива криминальной полиции и удостоился собственного кабинета в святая святых уголовной полиции Парижа на набережной Орфевр, 36.

Его жена Тамара была прелестной молодой женщиной, также происходящей из хорошей семьи средних французских буржуа. Темноволосая, гибкая, сладкая, как ириска, она несколько лет назад напрочь лишила Франсуа сна и покоя. В свое время она попробовала себя в качестве танцовщицы, манекенщицы и немного актрисы, но с облегчением бросила все, выйдя замуж. Не без помощи старшего поколения они сделали первый взнос за небольшую, но светлую и симпатичную квартирку в шестнадцатом округе и, спустя два года после свадьбы стали родителями малыша мужского пола, которого, поспорив слегка, решили назвать Вадимом.