Щеглов хмыкнул:

– А ты не можешь?

– И я могу. Но я отвечу за свой поступок, а государство – нет.

– Как это нет? Есть же чиновник, который всесторонне рассмотрел проблему и поставил подпись под решением. Он понесет заслуженное наказание, если выяснится, что решение неправильное.

– Как выяснится? Кто примет такое решение?

Майор заморгал:

– Кому положено принимать такие решения. Власти.

– Отлично. Если вы знаете этого чиновника, то пусть он завтра придет в двенадцать часов пополудни на площадь. Суд Божий решит, кто прав, а кто виноват.

Щеглов недовольно поморщился:

– Какая площадь? С чего вы решили, что вас туда пустят? И что вообще туда кто-то придет?

Рыжебородый нажал кнопку на часах, и перед глазами Щеглова раскрылся световой экран, на котором засветились яркие буквы: ПОСТУЛАТЫ СУДА БОЖЬЕГО.

Панкратов прокомментировал надпись:

– Ему лучше прийти. Статья шестая Основных постулатов Суда Божьего гласит, что отказ от Суда Божьего считается признанием вины.

Майор недоуменно пожал плечами:

– Бред какой-то. Вы сумасшедший. Псих.

Панкратов сунул руку в карман, достал оттуда справку о своем полном психическом здоровье и протянул ее майору.

– Нет, я абсолютно здоров. Вот свидетельство комиссии самого высокого уровня.

Майор открыл было рот, но сказать ничего не смог. Надо было принимать какое-то решение. Он посмотрел на часы. Они показывали два часа пополудни. Генерала наверняка уже нет на месте. Можно было, конечно, позвонить на мобильный, но вдруг он в бане или на теннисе. Нет, сейчас генерала лучше не беспокоить. Тогда когда? Завтра утром? А что делать с этим? В камеру посадить? А вдруг это какая-то комиссия из центра?

Проверяют профпригодность. Формально он нарушил закон. Но это формально, а по совести? Майор опустил голову. Совесть! Он думал, что успел забыть это слово. И тем не менее уж кому как не ему было знать, как принимаются решения о строительстве таких объектов. Семь лет назад у его отца был участок в Сочи, и когда потребовалось место под строительство какого-то олимпийского стадиона, у него эту землю отобрали. Отец был участковым и в бюрократических тонкостях вроде бы разбирался. Но даже у него документы оказались оформленными неправильно, и поэтому вместо солидной денежной компенсации и равнозначного участка он получил лишь другой надел в ста километрах от старого. Клочок земли в горах, где росли только колючки. И ничего не помогло – ни боевые награды, полученные в Чечне, ни годы безупречной службы в органах. Ничто. Отец тогда сказал, что все по закону, а значит – правильно. Но все равно осталась какая-то обида. Какое-то ощущение, что все было как раз неправильно. Не по совести. Майор закусил губу.

– Слушай. Давай договоримся. Я тебя сейчас отпускаю, а ты завтра никуда не приходишь. Ты просто исчезаешь, едешь в свои… как его там… – Майор заглянул в паспорт и прочитал. – Вербилки, Вятского района. И спокойно там живешь. А?

Панкратов вздохнул:

– Не могу. Завтра Суд. Я должен там быть.

Майор взорвался:

– Да что ты тут заладил! Суд! Суд! Что это такое – Суд Божий?

Панкратов снова потянулся к часам, и перед глазами майора раскрылся световой экран: "Суд Божий – это поединок. БЕЗ ПРАВИЛ. БЕЗ ОРУЖИЯ. БЕЗ ВРЕМЕНИ".

Майор почувствовал, что нашел выход из положения:

– Драка в общественном месте? Ты хочешь устроить драку?

– Драки в кабаках, товарищ майор, происходят, без повода и по пьяни, а поединок при народе, на центральной площади да за правое дело – дело святое.

Майор закачал головой:

– Нет, я не могу этого допустить. Я сажаю тебя в камеру на пятнадцать суток.

Панкратов пожал плечами.